– Вы на что намекаете? – прорычала я, готовя в кулаке проклятие.
Маккорн попятился, поднимая руки.
– Я-а-а всего лишь хотел сказать, что вы, должно быть, нечасто попадаете под воздействие магии жизни и были не в курсе, как она на вас действует! Для меня моя реакция на некротику в своё время тоже стала неприятным сюрпризом, так что я вас хорошо понимаю, но право же, я не вижу, как это умаляет ваше достоинство…
– Вы что, решили, что это ваша магия меня вынудила? – выпалила я, и только тогда осознала, что надо было хвататься за эту идею, ведь она бы прекрасно прикрыла правду…
– А что, нет? – изумился Маккорн.
Я ещё могла сделать вид, что только что это осознала. Всплеснуть руками, ахнуть, ужаснуться, ах вы нахал, затуманили мне разум своими природническими штучками, а я такая серьёзная и безразличная никак не могла понять, что на меня нашло. Я могла. Но я-то знала правду.
Магия жизни открывала мне путь туда, куда я сама себе закрыла вход семью печатями. Она расслабляла, обнадёживала, подталкивала. Она заставляла мои щёки гореть, а руки – касаться моего тела, и ей было всё равно, что происходит вокруг, и кто это может увидеть, и что я в чужом подвале в мокром платье и вот-вот войдёт старшина. Это всё так. Но – магия не толкала меня к Маккорну. Если бы на меня какой-нибудь целитель накинулся с поцелуями во время сеанса, я бы ему двинула между ног, а потом предавалась размышлениям, как приятно шёлковый лиф платья ощущается на моей коже, или что-то в таком духе. Да, мне всё равно было бы за это стыдно и да, я рассорилась с родителями, потому что не могла им объяснить, что со мной происходит от их заклинаний. Но с Маккорном я целовалась, потому что хотела этого и, хтонь побери, всё ещё хочу.
Он давал мне прекрасную лазейку, возможность сохранить статус-кво. Он не понял! И обещал, что второго раза не будет, а значит, у него не будет возможности проанализировать больше данных и прийти к правильному выводу.
Но я смотрела на его накрахмаленную рубашку, надетую в спальне в предрассветный час. Живи мы немного в другую эпоху, он бы, наверное, спал в доспехах. Он запаял себя в них изнутри. И я не хотела ему уподобляться.
Некроманты не влюбляются. Природники не бьют людей. Он вряд ли во всём мире сыщет кого-то, такого же неправильного, как он сам. Пусть из-за этого он не сможет реализовать свой план – хотя, я думаю, я найду другого некроманта, готового ему помочь за оставшиеся семьдесят пять тысяч. Но я хотя бы донесу до Маккорна, что он такой не один странный. Это ведь важнее, чем научное открытие. Для некроманта – никогда, но для природника —несомненно.
– Нет, – твёрдо сказала я. – Магия природы действительно имеет на меня некоторый… раскрепощающий эффект. Но когда вы стали меня целовать, я думала, что вы этого хотите.
Маккорн растерянно сдвинул брови. У меня в ушах шумело от того, как стремительно мчалась кровь по жилам. Так бывает в пылу сражения, когда не чувствуешь ни боли, ни страха, и видишь только цель. Но в чём была моя цель? Я впилась взглядом в лицо Маккорна в надежде, что он подскажет.
– Но, Маргарита, вы же знаете, – пробормотал он, переминаясь с ноги на ногу. Нашёл время включать природника! – Некротика заставляет меня чувствовать…
Я прикрыла глаза и глубоко вдохнула, набираясь терпения. Почему бы не ответить прямо: не хотел. И всё. Зачем мне его оправдания?
Кажется, он что-то почувствовал, потому что смолк и обхватил себя руками, словно надевая поверх доспеха ещё кольчугу. Ладно же, если он включил природника, настала пора мне включить некроманта.
– Сейчас вас ничто не заставляет? – процедила я. – В здравом уме и трезвой памяти можете определить, хотите вы меня или нет?
Маккорн побледнел и таращился на меня прозрачными голубыми глазами. Пока мы танцевали вокруг друг друга, я оказалась спиной к рассвету, и теперь Маккорн светился, а я отбрасывала на него тень. Наконец он с усилием собрался и закрепил на лице нейтральное выражение.
– Магистрина, я не думаю, что личные чувства должны иметь влияние на наш с вами совместный проект.
– А я думаю, что не готова терпеть в своём доме мужчину, который мне отказал, – перебила я.
Маккорн бездумно потянулся к верхней пуговице своей рубашки и застегнул её. Да он баррикадируется!
– Я… не припомню, – произнёс он медленно, – чтобы мне делали предложение, от которого я мог бы отказаться.
Он играл словами или просто неловко выразился? Это был намёк, что он бы не отказался? Сердце застучало в голове, пытаясь пробиться в разум, но там уже давно царило предбоевое спокойствие. Я постоянно тревожусь по пустякам. Но когда доходит до чего-то действительно значимого, я просто бросаюсь в омут.
Дёрнув концы пояса, я распустила узел и тряхнула плечами. Халат упал лужицей у моих ног. Маккорн резко вдохнул. Я холодно улыбнулась.
– Вот вам предложение. Решайте.