Академия Иммерсии: Портал судьбы

После утренней тренировки, будь то изнурительная пробежка по парковым тропинкам, или оттачивание на мне силовых приемов Майей, мы с ней неизменно направлялись к горячему источнику. Несмотря на то, что ночная температура уже опускалась к нулю, а утро встречало нас паутинкой, инея на все еще зеленеющей траве, целебная вода дарила тепло и умиротворение. Мы делились планами на день, обсуждали лекции или прочитанные книги, да и просто наслаждались комфортной тишиной, окутанные клубами ароматного пара. Иногда наши беседы становились философскими, и мы размышляли о смысле жизни, о предназначении человека, о тайнах мироздания. Жаль, что на них получалось выделять преступно мало времени.

День за днем я постоянно пытался привыкнуть к изменениям в своем теле. Некоторые особенности организма не могли меня не радовать, ибо после водных процедур я мог спокойно дойти до общаги мокрый, даже не вытираясь полотенцем. Плотность седых волосинок, покрывавших мое тело и до преображения, выросла на порядок, создавая надежную защиту от холода. Майя хохотала как безумная, когда я в первый раз, совершенно неосознанно, выйдя из парящей воды, отряхнулся, словно собака. Я сам был шокирован подобным поведением организма и попытался сознательно повторить этот трюк, но мои жуткие телодвижения лишь заставили еще сильнее захохотавшую оркшу даже свалиться обратно, в воду. Видимо, эта особенность также была присуща моему внутреннему зверю, с которым у меня контакта так пока и не возникло. Сколько бы я не «орал внутрь» себя. Мне периодически казалось, что вся эта история с истинными животными всего лишь оправдание для раздвоения личности у местных товарищей. Даже заверениям ДраКоши, по словам которого способного общаться с «чужим» внутри меня, я верил все меньше.

Помимо физиологических изменений, я начал замечать и другие, куда более странные, а порой и волнующие особенности. Мои чувства обострились до такой степени, что порой я сам с трудом мог поверить в реальность происходящего. Например, я мог улавливать запахи на расстоянии, которое ранее показалось бы мне непреодолимым. Словно я был способен чуять каждую нотку и аромат, разносимый ветром за сотни метров от меня. Не отставал и слух. Шорох листьев под лапами ночных обитателей парка, тихий разговор влюбленной парочки, спрятавшейся в гуще кустов, даже пульсирующий ритм сердец тех, кто находился рядом со мной, — все это стало частью моего повседневного восприятия. К тому же, ночь больше не была для меня сплошным покровом темноты. В моих глазах она оживала, наполняясь оттенками и движениями, которые скрывались от обычного взгляда моих прежних человеческих возможностей. Я видел в темноте словно кошка, различая каждый силуэт и контур даже в самой глубоком мраке.

Эти новые способности приносили в мою жизнь как восхищение, так и некоторую долю смущения. Я старался привыкнуть к тому, что мир вокруг меня враз изменился, стал более ярким, более насыщенным, более чувствительным. Но иногда это обострение чувств приводило меня в замешательство, ведь я еще не умел полностью контролировать их, и порой они захватывали меня с непривычной силой. Например, усиленное обоняние раз от разу ставило меня в затруднительное положение. Я начал замечать за собой странную привычку — фиксироваться на запахах живых существ вокруг меня. Некоторые ароматы притягивали, как магнит, в то время как другие вызывали непреодолимое отвращение. Однажды, во время лекции, я едва сдержался, чтобы не покинуть аудиторию, когда позади меня сел студент, чей запах показался невыносимо резким. Я понимал, что это всего лишь следы естественной жизнедеятельности, но мое новое обоняние реагировало настолько сильно, что мне приходилось прикладывать усилия, чтобы не возмутиться вслух. Или вдруг я чувствовал запах страха или боли, исходящий от кого-то в толпе, что заставляло меня инстинктивно оглядываться и искать источник, подчас выставляя себя полным придурком.

Слух преподносил свои сюрпризы. Я начал слышать разговоры, не предназначенные для чужих ушей. Сначала это казалось забавным, но вскоре я понял, что не всегда хочется знать, что думают или говорят о тебе люди за твоей спиной. Более того, в тишине ночи мне стали слышны самые тихие звуки — шелест листьев, скрип веток, даже биение сердца маленькой птицы, застрявшей в кустах шиповника. Эти звуки, наполненные жизнью ночного мира, иногда мешали мне заснуть, заставляя лежать в кровати с открытыми глазами до самой рассвета.

Новый рост также вносил изменения в привычки. Возникла острая и весьма болезненная потребность наклоняться при входе в некоторые, предназначенные для людей, помещения. Я уже дважды стукнулся головой о дверные проемы, через которые раньше беспрепятственно проходил. Эти досадные происшествия не только причиняли мне боль, но и становились объектом шуток со стороны Майи, которая не упускала возможности подшутить над моим «недоразвитым волчьим чутьем».