Академия Князева

– У меня мужик пьет, скрывать не стану, и так все знают, и этих вот пьяниц проклятых я видеть не могу, прям с души воротит. И вот когда? – да осенью, снега ишшо не было – разыскиваю вечером свово паразита: сперва у Первого магазина, потом у «Голубого Дуная», потом в чайную забежала – ага, вот он. Я тихо, без скандала подхожу: «Валентин, пошли домой». А их пятеро, и вермута ноль семьдесят пять четыре бутылки на столе, и среди них этот вот паренек, – ткнула пальцем в сторону Мурашова, – вроде, и не пьяный, а глаз нахальный, давай меня за рукав ловить: «Посиди, – говорит, – мать, с нами, вермут, – говорит, – благородный напиток». Тьфу! Сынок выискался. Это если ты с таких-то лет по чайным да забегаловкам шастаешь, так что с тобой к сорока годам будет? А еще женат, дите ростишь. Ты если в партию собрался, так дай сейчас всем нам обещание, что больше эту отраву в рот не возьмешь, кроме как по большим праздникам!

Хандорин заметил:

– В нерабочее время посидеть за бутылкой вина – грех небольшой, лишь бы это не часто было, но спасибо, товарищ Валуева, я думаю, что товарищ Мурашов по этому поводу выскажется, когда мы ему слово дадим. – Мурашов с готовностью закивал. – Ну, кто еще? Что-то геологи молчат… Товарищи геологи! Вам главное слово.

Сидело в зале человек восемьдесят – и коллектив, и толпа, и аудитория, и никто не сказал пока еще главного, не завладел всерьез вниманием и сердцами. Впечатление о Мурашове у собрания еще не сложилось, но время для этого приспело, и сейчас многое будет зависеть от следующего выступления.

– Геологи! Кому как не вам о товарище Мурашове сказать…

Одновременно поднялись из разных концов зала две руки – техника-геолога того отряда, где Мурашов работал, и Князева. Ну, наконец-то!

– Товарищ Князев? Давайте! – Хандорин сел с таким видом, будто передоверял Князеву вести собрание.

Наступая на чьи-то ноги, Князев выбрался в проход, поднялся на сцену. Остановился у другого конца стола, придавил ладонью красную плюшевую скатерть.

– Тут уже говорили, что сегодня мы должны вести разговор по большому счету. Я думаю, что мы такой разговор и ведем, и продолжим его в том же духе. Но сперва хотелось бы уточнить кое-какие детали- Вот в комсомольской рекомендации есть слова «хороший товарищ». Это смотря с какой точки зрения. Разве что по части комсомольских поручений… – Князев пробежал взглядом по рядам. – Переверцев! Саша! Встань, пожалуйста. Помнишь, ты рассказывал, как Мурашов своего рабочего в маршруте бросил?

– Ты меня маленько опередил, – не без досады сказал Переверцев, – ну да ладно… Было такое дело. Мы тогда на Бугарихте работали. Рабочим у него школьник был, девятиклассник. На курумнике ногу растянул. Он его оставил, вернулся в лагерь, поел – и только тогда о напарнике своем вспомнил… Я ему выговор в тот раз закатил. Можно книгу приказов поднять…

– С «хорошим товарищем» выяснили. Поехали дальше. В рекомендации товарища Лейкина, насколько я уловил, есть такие слова: «морально чистоплотен». Я не ослышался? – Князев опять поискал взглядом. – Юра! Ну-ну, смелей!

– Йет.. йет… – Сонюшкин встал. – В-вот он йя.

– Вот он ты. – Князев повернулся к нему. – Юра, ты с Мурашовым в общежитии жил. Так? – Сонюшкин кивнул. – Года два вы вместе жили, да? – Сонюшкин кивнул. – Ну и что ты о нем скажешь? Об его, так сказать, моральном облике.

– Прекратите это издевательство! – Арсентьев был вне себя, щеки его дрожали. – Иван Савельевич, ведите собрание!

Хандорин все внимание сосредоточил на Князеве, даже вперед подался и словно бы не слышал возмущенной реплики Арсентьева, только карандашом по столу пристукнул.

– Так -что ты скажешь, Юра? – продолжал Князев.

– А-тц-ц… а-тц-ц…

– Ну, спокойно, не торопись.

– Йето… йето… А-тц-ц…

– Возьми бумажку и напиши.

К Сонюшкину потянулось несколько рук с листками и авторучками. Он быстро нацарапал что-то. Записка пошла по рядам к Князеву. Он развернул ее, громко прочел: «Мурашов закрутил любовь с одной местной, она из-за него от мужа ушла. А он ее потом бросил и похвалялся, что разбил семью. Все это на моих глазах».

– Да она, дура, сама на шею вешалась! – возмущенно начал Мурашов. – И вообще, зачем эти сплетни.

Не обращая на него внимания, Князев припечатал записку к столу.

– Вот и с моралью разобрались. Товарищ Лысых у нас действительно редкий гость, мог всего этого и не знать, а куда наш комсомол смотрел, давая рекомендацию, – непонятно… Ну, может, кто еще добавит?

Зал наэлектризованно молчал. Мурашов судорожно не то вздохнул, не то всхлипнул. Кто-то сказал негромко:

– Картина ясная…

Князев шагнул к краю сцены:

– Не знаю, нужен ли я партии, нужны ли мы все здесь сидящие… Но Мурашов уж точно не нужен. Вот ему партия понадобилась. Наверное, потому, что собирается в заочный институт поступать, на поблажку надеется. Так, Мурашов?

– А ты-то? Ты-то сам? – У Мурашова кривилось ненавистью лицо. – Сам-то ты зачем в партию вступал? Чтоб в начальники побыстрей выбиться?

– Чтоб таких, как ты, не пускать! – ответил Князев и пошел на свое место.