Академия Князева

Что-то слишком ко многому ему предстоит приспособиться – к характеру будущей жены, к роли примака, к работе, о которой раньше и думать не хотел, к самому сознанию, что приходится приспосабливаться. Как после этого уважать себя? И кем бы он стал, такой приспособившийся? Вообще, сердечная привязанность – не повод для того, чтобы мириться с долгой полосой неудач. Любим друг друга – значит, следуй за мной.

Ну, а куда следовать ему самому – это вопрос давно решенный. Конечно, хотелось бы выложить перед Князевым новенький кандидатский диплом, позадаваться немного – дескать, держись теперь, трапповый комплекс и габбро-долериты! Поработал бы у него еще сезон, присмотрелся бы, а там можно было бы показать производственникам, на что способна петрография… Мечты, мечты! Он привезет Князеву трудовую книжку с двумя последними записями, привезет диаграммы с замерами, честно все выложит. Какие еще нужны доказательства? Он, так сказать, выполнил наказ, вернее, приложил все усилия, чтобы выполнить, а то, что не получилось – ну, так это наука, в которой никто ни от чего не застрахован. Во всяком случае, совесть его чиста, научная совесть. Князеву это будет понятно.

Тут Заблоцкий по странным законам памяти вспомнил вдруг, как Князев прямо, открыто глядел в лицо начальника экспедиции, когда тот прилетал на вертолете в связи с находкой рудного валуна, и впервые, может быть, спохватился, что так ведь и не знает, чем закончилась эта история, дали Князеву возможность проверить свое открытие или сочли его незначительным и предложили проводить поиски в другом месте. Север – он большой…

И вспомнилась Заблоцкому лекция доктора наук Белопольского, слова о необъятной Сибири, для постижения которой не хватит и жизни, о той манящей и загадочной стране, которой предстоит осенить его широким, крылом своих просторов и укрепить в намерении честно и с пользой прожить свой век.

Как доверчивы к нам, взрослым, дети, и как они беззащитны перед нами, не ведая наших помыслов.

Вспомнился пустячок: Марина первый раз вела Витьку в процедурный кабинет на укол, а тот, ни о чем не подозревая, радуясь, что пойдет гулять, спокойно дал себя одеть, на улице оживленно вертелся по сторонам, в коридоре поликлиники разглядывал картинки, ничуть не противился, когда ему приспустили колготки вместе с трусиками, и лишь когда в тощую его ягодицу вонзилась игла, рванулся на руках у матери, тоненько заплакал…

Как доверчивы к любимым любящие…

Был поздний вечер, а может быть, – ночь. Раздвинутые на окне шторы не мешали любопытной луне заглядывать в комнату, в приоткрытую форточку сквозила свежесть. Заблоцкий лежал в чужой постели, неторопливо курил, к плечу его прижалась грудью Жанна и, захватив пальцами прядь своих волос, щекотала ему шею. В соседней комнате в деревянной решетчатой кроватке на колесиках спал Димка. Хозяйку дома, мать Жанны, спровадили погостить у родственников.

Заблоцкий все курил, молчал, сигарета описывала дугу от губ к пепельнице, стоявшей рядом на стуле, и Жанна негромко сказала, как всегда говорила в такие минуты:

– Ну, поговори со мной.

– О чем?

– О чем хочешь… Смотри, какая луна. И тихо. Как в детстве.

– Да… Только мы взрослые.

– Луна как в детстве, а мы – взрослые. А потом будем старые, а луна все равно будет, как в детстве.

– Она будет светить нашим детям.

– Твоему Витьке и моему Димке.

– Странно представить… Витька когда-нибудь будет вот так же обнимать женщину и смотреть на луну…

– И Дима тоже… Только мы этого не увидим.

– Мы многого не увидим. Я – особенно.

– Ничего… Витька подрастет и будет бывать… у тебя.

– Давай лучше про луну.

Она нежно погладила его своей мягкой ладошкой по щеке, по шее, по груди.

Подавила вздох и указала в окно на луну:

– Сколько сейчас на нее парочек смотрит…

– А нам лучше всех.

– Может быть… Тебе правда хорошо со мной?

– Хорошо, Жанка. Бывает очень хорошо.

– А сейчас?

– И сейчас хорошо.

– Просто хорошо? Без очень?

– Очень, очень, очень хорошо. И немного грустно.

– Да… Когда очень хорошо, всегда немного грустно. Наверное, оттого, что все хорошее кончается. Правда?

– Рано или поздно кончается. Мне вот уезжать скоро…

– Геологи всегда уезжают куда-нибудь. Это ты нам с Мариной еще при первом знакомстве рассказывал. Помнишь? Геологи уезжают в экспедиции, а жены и подруги их ждут.

– Запомнила… А ты умеешь ждать?

– Не знаю. Не приходилось. Некого было ждать. Разве что любезного супруга, когда он вечерами в пивнушке задерживался. А так – не приходилось.

– Ну, а если долгая разлука? На годы. Скажем, длительное путешествие или… Ну, тюрьма, например. Знаешь, в народе говорят: «От сумы да от тюрьмы не зарекайся…»

Жанна приподнялась на локте, встревоженно заглянула ему прямо в лицо.

– Ты что это о тюрьме заговорил? Алька! Ты меня не пугай… Господи, только этого еще не хватало! Один – пьяница, второй – арестант. Ты что? Натворил что-нибудь?

– Да нет, ну что ты, успокойся, пожалуйста, не бери в голову, это я так…