Академия Князева

– Чертова мясорубка, – еле выговорил Князев. Заблоцкий криво улыбался посеревшими губами. Оба смотрели на порог, не отрываясь. Только что они были там, в самой чертопляске.

– Сверху он безобидней, – сказал Князев.

– Куда, к черту, – без всякого выражения сказал Заблоцкий.

– Ну, лихо мы с тобой…

Клипер-бот плавной дугой выносило в Тымеру.

Пристали кормой. Князев выпрыгнул первым, подтянул лодку, за ним, прихрамывая, выбрался Заблоцкий, пожаловался: – Ногу отсидел! – и заковылял по берегу. Полез в нагрудный карман за куревом и свистнул – сигареты раскисли, полопались, мокрый табак перемешался с бумагой – черпай пригоршней и выбрасывай.

– Пропали мои сигареты, – начал он и умолк, пытливо глядя Князеву в лицо. «Как же обращаться к тебе? Шиверы ведь позади…»

– Сейчас посмотрим, – сказал Князев. – Я тоже подмок. Вы на меня всю дорогу веслами брызгали… нет, ничего, курить можно. Держите!

– Спасибо, – пробормотал Заблоцкий и разочарованно подумал: «Ну вот, кончились шиверы – кончилось «ты»… Никогда не думал, что меня это сможет волновать – на «ты» или на «вы»…»

Князев тем временем начал разгружать лодку, весело ругался, выуживая из воды их вещи, открыто и весело глядел на Заблоцкого, и тому опять стало хорошо.

– А здорово вы меня в лодку втащили, – засмеялся он. – За шиворот, как кутенка. Бицепсы у вас, видно, в порядке.

– И бицепсы, и трицепсы. И по шее вам ох как хотелось съездить. Прямо руки чесались…

– А я бы тогда доносик: начальник Князев избивает своих младших техников.

– Тоже мне техник – без пяти минут кандидат… Кстати, я вас без трудовой книжки и на такую должность не имел права брать.

– Ну вот, видите! Еще одно нарушение трудового законодательства. Вы у меня в руках.

– Шантажист вы мелкий, – сказал Князев. – Ладно, давайте костром займемся.

Через несколько минут костер уже пылал, и Заблоцкий стягивал с себя мокрую одежду. Глядя на его крепкую спину со следами прошлогоднего загара, Князев удовлетворенно думал о том, что этот колючий парень начинает ему нравиться. Мелкие неурядицы, настороженность, пустяковые обиды – все это, кажется, отошло. Знакомство, кажется, состоялось.

Заблоцкий, выкручивая штаны, чувствовал спиной солнце и думал примерно о том же.

Средина июля не принесла особых перемен. Карта квадрат за квадратом покрывалась линиями маршрутов и точками горных выработок, шла зарплата и полевое довольствие, множились палочки «едодней» в тетрадке Костюка, Федотыч неизменно спрашивал по рации, как ищутся «габбро-теодолиты», все шло заведенным порядком как вчера, как в прошлом году, как пять лет назад. И Князев усилием воли гасил в себе приступы злой тоски. Еще один сезон впустую, сколько можно?!

В маршруты он ходил с Заблоцким, привычно объяснял, что к чему, радовался его успехам, но иногда задавал неожиданные задачки. Заблоцкий отвечал уверенно, чуть небрежно. Сам он спрашивал о чем-нибудь редко, но вопросы его почти всегда ставили Князева в трудное положение – заниматься сугубо теоретическими исследованиями на камералке не было ни времени, ни возможностей.

Однажды Князев спросил его:

– Ну как, не надоело еще?

– Что именно?

– Да все это: тайга, комары, рюкзак с образцами? Вы ведь большего стоите…

Заблоцкий внимательно посмотрел на Князева. Нет, вроде без ехидства спрашивает.

– Откуда вы знаете, чего я стою?

– Ну все-таки… – Князев сделал паузу, и только теперь Заблоцкий уловил в его глазах иронию. Но ссориться не хотелось. – Не надо, Александрович, – тихо попросил он. – Не хочу я ничего другого. Надоело, устал. Пусть все как есть. Лучше быть среднесписочным…

«Здорово его там долбануло», – подумал Князев, а вслух сказал:

– Ничего, скоро будете самостоятельно маршрутить.

– Это с удовольствием, – ответил Заблоцкий.

Шли по тайге двое. В резиновых сапогах, в хлопчатобумажных костюмах, в накомарниках, заправленных под воротники, и нигде ни щелочки, ни прорехи.

Заблоцкий чувствовал, как пот стекал по бровям, капал с кончика носа, струился по щекам и шее. Все тело было мокрым, и скоро, вероятно, от пота зачавкает в сапогах.

Вдали закуковала кукушка. Заблоцкий загадал, сколько ему еще жить. Кукушка сразу же сделала паузу, отчетливо произнесла: «ку-ку, ку-ку, ку-ку» и умолкла. «Сволочь», – пробормотал Заблоцкий в превеликой досаде на кукушку и на себя и, забывшись, плюнул. Плевок повис на сетке возле самого носа.

Наконец между деревьями голубовато блеснула Тымера.

Опустившись на колени, Заблоцкий сорвал накомарник и опустил лицо в воду. Вода была прозрачна и холодна. Князев, пофыркивая, умывался рядом. Дюк зашел в реку по брюхо и жадно лакал, хвост его сносило течением.

– Сегодня, кажется, я впервые понял, для чего людям брови,- сказал Заблоцкий.

– Для чего?

– Пот от глаз отводить.

– А, это! – Князев усмехнулся. – Это я давно понял. – Он откинул накомарник, подставил лицо слабому ветерку и закурил. Заблоцкий открыться не решился, сунул сигарету в рот прямо с сеткой.

– Вздохнуть не дают…

Князев опять усмехнулся.

– В шестьдесят втором мы здесь начинали безо всего: ни пологов, ни накомарников, а вместо репудина – деготь.