Академия Князева

Он выбрал сучок потолще, положил его на пень и, придерживая рукой, несколькими ударами расчленил на короткие звенья.

– Руби не поперек, а наискось, тогда перерубишь с одного удара. А так, как ты, – и ногу можно покалечить, и лоб расшибить.

Он отдал топор и, прищурившись, оглядел нескладную фигуру Костюка.

– И вообще, что за вид? Приведи себя в порядок, побрейся, белье постирай. Ведь с пищей возишься!

Костюк вытер руки о штаны и, как школьник, показал ладони.

– А чё, я моюсь.

– Моешься… – передразнил Князев и отошел. Костюк поглядел ему вслед, вздохнул и взялся за топор.

В экспедицию Костюк попал не по доброй воле. Прежде он работал в артели железо-скобяных изделий, с мастером они жили «вась-вась», он имел выгодные наряды. Но артель разогнали, председатель и мастер дали следственным органам подписку о невыезде, а Костюк, хоть особой вины за собой не чувствовал, решил, пока не поздно, смыться от греха подальше.

Тяжелой работы он всегда избегал, место повара его устраивало. Костюк знал, что ссориться с поваром никому не выгодно, еще в армии это усвоил, и там же, крутясь около ротной кухни, постиг азы кулинарии – авось сгодится в жизни. В тайге оказалось еще проще. На баночках с консервированными щами, свекольником и борщом приклеены этикетки, и вся нехитрая технология варки там подробно изложена. Была даже приписка, которая всегда смешила Костюка: «Сметану добавлять по вкусу». Первое время не удавались ему каши: то слишком жидкие выходили, то пригорали. Бывало и так поначалу, что ребята, ругаясь, вываливали из мисок полусырые слипшиеся макароны и, чтобы не остаться голодными, брали консервы. Но потом Костюк приноровился, и все пошло нормально, даже хвалили иногда.

Когда ударил гнус, он приуныл, но тут же смекнул, что его спасение – кухня. В маршрутах доставалось впятеро больше. И он благословлял свою новую профессию, которая давала ему такую легкую и такую сытую жизнь. А покушать он любил.

Одно-единственное точило Костюка – чем дальше, тем сильней. Сколько раз прикидывал он свой заработок, который выдаст ему бухгалтерия экспедиции после окончательного расчета, – и все получалось мало. Второй разряд, в поле меньше не платят. У маршрутных рабочих – третий, у Лобанова – четвертый, а сдельщики на горных работах, те вообще королями были, меньше трехсот в месяц ни у кого не выходило…

Костюк знал, от кого зависит его заработок, и начал готовить почву.

Однажды утром он сварил любимый Князевым гороховый суп с сухариками и, пока начальник умывался, понес ему завтрак прямо в палатку. Расставил на вьючном ящике миску, кружку с киселем, хлеб, даже масло в баночке. Он нарочно мешкал, ожидая Князева, жаждал одобрения, которое дало бы ему право на новые услуги.

– Вот, – сказал он, когда Князев вошел. – Кушайте на здоровье.

Князев удивленно взглянул на него, на расставленную посуду и покраснел.

– Ты зачем это? Что я, больной?

Он вышел, дернув шторкой, и направился к костру, а Костюк поплелся следом, недоумевая, почему начальник обиделся. У костра в ожидании завтрака собрался весь отряд, все видели, как Костюк несет посуду обратно. Тапочкин негромко сказал что-то, и все засмеялись. «Ничего, – подумал Костюк, – все равно выйдет по-моему. Ясное дело, он на виду стесняется».

Через несколько дней он подошел к Князеву и доверительно тронул его за рукав:

– Вам небось постирать чего надо? Вы оставьте в палатке, я днем это дело спроворю, покуда их не будет…

– Не надо, – буркнул Князев.

«Принципиальный»,- подумал Костюк. На следующий день он все же проник в палатку Князева, надеясь, что грязное белье лежит под нарами, как у всех, но там ничего не оказалось, а лезть в рюкзак было боязно.

В конце месяца, когда стоимость котлового питания распределялась между едоками, Костюк составил ведомость и понес Князеву показать. Князев прочел, пыхнул дымком, с интересом поглядел на Костюка. Самые меньшие цифры стояли против их фамилий.

– Как же ты ее составлял?

– Как велели. Раскинул на всех.

– А почему суммы разные?

– Так, Андрей Александрович! – Костюк заволновался. – Рази сравнить, как кто ест. Шляхов или Лобанов этот, так они завсегда норовят вторую порцию ухватить, а вы как воробушек.

– А ты?

– И я тоже… Пока нанюхаешься да напробуешься, и аппетит пропадет.

– Каждому в рот смотришь?

– Так а как же! Социализьм – учет.

– Почему же ты тогда и Дюка сюда не включил?

– Дюка? – Костюк расплылся в улыбке. – Вы скажете…

– Ну, вот что, – сказал Князев, – ты эти свои штучки брось, противно. А насчет ведомости… Поговори с ребятами, может, согласятся часть твоей суммы на себя взять, скидку тебе такую как повару сделать. Если согласятся, отнимешь от себя половину и распишешь поровну на всех.

– Чё я пойду, – пробормотал Костюк и потупился. – Они меня не послушают…

– Хорошо, я скажу, раз ты такой застенчивый.

Вечером Князев заглянул в шестиместку.

– Та ладно, – махнул рукой Тапочкин, – какие счеты между дворянами!

– По мне, пусть хоть вовсе себя не включает, лишь бы варил подходяще, – ответил Лобанов. Остальные подтвердили свое согласие.

– Значит, все «за»? – переспросил Князев.