Академия под ударом (СИ)

На щеках Элизы появился румянец. Острый взгляд из-под пушистых ресниц уколол Оберона.

— Я знаю, — ответила она. — И благодарна вам за то, что вы меня не торопите. Это… — Элиза замялась, подбирая слова. — Это непривычно. И это очень правильно. А вообще я иногда говорю, не думая, так что простите меня за это. Меньше всего я хочу обидеть своего единственного друга.

В эту минуту она была настолько милой и трогательной, что улыбка Оберона сделалась еще шире.

— Прощаю, — ответил он. — Давайте отдыхать.

Те тридцать шагов, что сейчас лежали между ними, позволили им спокойно переодеться ко сну. Забрав пижаму, Оберон пропустил Элизу в спальню и услышал, как негромко шелестит одежда. Домовые поставили аккуратный диван так, что он отлично вписывался в обстановку — Оберон старательно думал о пустяках, чтобы не думать об Элизе.

Он знал, что может все разрушить — знал и не хотел этого.

Едва слышно щелкнул замок — Элиза открыла дверь и спросила:

— У вас есть какие-нибудь книги? Я обычно читаю перед сном… если вы не против, конечно.

Оберон устало покосился на стопку тонких желтых папок, которую принесли и положили на столик в гостиной, и сказал:

— А я перед сном обычно работаю. Смотрю финансовую отчетность по факультету и учебные планы. Книги в моем кабинете, взгляните на них, если хотите.

Элизу не надо было приглашать дважды. Войдя вместе с Обероном в его кабинет, она восторженно ахнула, и в ее глазах поселился радостный блеск. Глядя, как она идет вдоль книжных полок, то завороженно останавливаясь, то дотрагиваясь до позолоты корешков, Оберон подумал, что надо бы сделать ей подарок. Что-нибудь не слишком дорогое, но интересное, то, что обрадует ее. Допустим, шкатулку из белого дерева с красивой инкрустацией — Элиза сможет туда положить свою жемчужную подвеску.

Женевьев всегда любила приятные мелочи. Оберон вспомнил о ней и удивился: воспоминание почти не причиняло ему боли, словно прошлое наконец-то осталось в прошлом.

— У отца была библиотека, — сообщила Элиза. — Но не такая большая, конечно. Ваша — это что-то невероятное. Можно взять эту книгу?

«Введение в историю магии» великого фон Крайста — Оберон вопросительно поднял левую бровь, удивляясь такому выбору.

— Разумеется, — ответил он. — Почему именно фон Крайст? Он страшный зануда, честно говоря, хоть и гений.

— Не совсем, — ответила Элиза, снимая книгу с полки. — К нему надо привыкнуть, но он пишет интересно. Я начала его читать, когда отец был жив, а потом… Потом стало не до того.

Элиза нравилась Оберону все больше и больше. Любовью к чтению, поворотом головы, спокойной речью, уверенностью в себе. Когда они пришли в спальню и устроились каждый на своем ложе, то на какой-то миг Оберону сделалось не по себе.

«Робею, словно школяр, — сердито подумал он и тотчас же добавил: — Просто я вообще отвык от того, что рядом со мной может быть женщина. Отвык, решил, что мне ничего этого не нужно, а теперь…»

От этого понимания стало еще противнее. Несколько дней назад в нем не было этой вязкой дряни. Присутствие Элизы сделало его размазней. В конце концов, зачем терять время? Никто из его знакомых не медлил бы. Запереть все двери, изолировать спальню заклинанием, поглощающим звуки, и пойти на диван к девушке, которую он фактически купил.

Что может быть проще-то? Зачем делать вид, что ему важно считаться порядочным человеком? Декан факультета темной магии по определению сволочь — ну вот и надо быть сволочью для собственного душевного комфорта.

Элиза принадлежит ему. Она достаточно умна, чтобы не сопротивляться.

Оберону казалось, будто он горит. Кругом расплескалось невидимое пламя, оно жгло, оно выкручивало наизнанку. Кажется, Элиза поняла его чувства, потому что отложила книгу и посмотрела в сторону кровати Оберона со страхом, сквозь который проникала брезгливость.

— Что-то не так? — спросил Оберон, взглянув на девушку поверх папки с финансовыми отчетами факультета за лето. Дьявол и сто его дьяволят, он держал эту дурацкую папку, словно щит! Можно подумать, кусок плотной бумаги закрыл бы его от тягостных мыслей.

— Ничего, — прошелестела Элиза. — Надеюсь, что все в порядке.

Оберон еще какое-то время с крайне отстраненным видом шелестел бумагами, а потом подумал, что это невыносимо. Когда он поднялся с кровати и двинулся к двери, Элиза испуганно села, натянув одеяло чуть ли не до шеи. Где-то в гостиной заворчал верный Пайпер.

— Куда вы? — встревоженно спросила она. Оберон улыбнулся, махнул рукой.

— Спите, Элиза. Я помню про тридцать шагов.

Некоторое время он топтался по гостиной, прикидывая количество шагов, а потом прошел к окну и открыл рамы. Прохладный ветер ударил его в лицо, освежил, поднял все волосы дыбом. С гор спускался туман, Оберон чувствовал запах далекого дождя и красных кленовых листьев.

Через несколько минут его стало знобить, и с ознобом пришло облегчение. Ломать не строить — можно окончательно разрушить все ценное, просто поддавшись порыву.

А Оберон хотел именно строить. Основательно и надолго.

Когда он, продрогший и спокойный, вернулся в спальню, Элиза уже спала.