Академия под ударом (СИ)

Элиза сидела с лупой на подоконнике и сортировала маленькие каменные пирамидки, небрежно сваленные в коробку из плотной коричневой бумаги. Почти все были бесполезны, лишь одна пирамидка вспыхнула зеленым — сердоликовая, с потертыми гранями. Почему-то здесь было очень хорошо слышно, что происходит в соседнем кабинете, и Элиза слушала лекцию, которую Оберон читал третьему курсу.

Ей хотелось пересесть — но она оставалась на месте. «Я так лучше узнаю Оберона», — подумала она, и внутренний голос тотчас же ожил и заметил:

«Садист. Убийца. Охотник на таких, как ты. Что еще ты хочешь узнать?»

— Неправда, — сказала Элиза вслух. — Он не виноват в том, что случилось с его женой.

И что ему надо было делать? Выпустить Паучью ведьму, чтобы она уничтожила половину города? Когда-то давно Элиза читала сказку о Паучьей ведьме — впечатлений хватило надолго. Художник, к тому же, не поленился проиллюстрировать сказку во всех ужасных деталях, так что Элиза прекрасно представляла, что могло бы случиться, пощади Оберон свою жену.

Она не хотела об этом думать. После всего, что Оберон для нее сделал, после утреннего поцелуя, такие мысли казались Элизе злыми и неправильными. Но она все равно возвращалась к рассказу Оберона о смерти его жены, и что-то в душе начинало леденеть.

Еще одна пирамидка вспыхнула зеленым. Бледно-розовый кварц с белыми прожилками. Элиза покрутила ее в пальцах, одна из граней пирамидки поймала свет, и в розовой глубине завертелась маленькая красная ящерица. Элиза ойкнула, опустила руку, и ящерица растаяла.

Интересно, были ли такие ящерицы в других пирамидках? Возможно, были, а потом умерли, и теперь лупа вспыхивала желтым. Может быть, если всмотреться, то можно будет увидеть скелеты…

— Да, Марк?

— Андре Бретон, я думаю, — Марк говорил серьезно и спокойно, как и полагается старосте курса. — Третий декан нашего факультета. Триста пятьдесят лет назад.

Какое-то время было очень тихо, потом Марк продолжал:

— Он был действующим охотником на порождения тьмы, как и вы… Однажды сжег целый поселок, потому что решил, что жители заражены болотной лихорадкой от нави.

Элиза поежилась. Ноздри дрогнули — она уловила нитку дыма от сгоревших домов. К горечи примешивался отвратительный запах обугленного мяса, Элизу стало мутить.

«Ты впечатлительна», — бывало, качал головой отец, забирая у нее очередную книгу со страшными сказками.

— Что было бы, если бы он не сжег? — спросил Оберон. Элиза почти видела, как он стоит за кафедрой и поворачивается в сторону другого студента: — Да, Мишель?

Студент смущенно кашлянул и сказал:

— Если жители были заражены, то они стали бы навями. Это уничтожило бы весь регион, и Бретон не смог бы остановить столько навей.

— То есть, Бретон был прав? — поинтересовался Оберон, и студенты разноголосо ответили:

— Да.

Озноб становился нестерпимым. Элиза спрыгнула с подоконника, подхватила предусмотрительно захваченный из спальни палантин с райскими птицами, подаренный отцом, и укуталась в него — стало немного легче.

— Марк, что было дальше? — спросил Оберон.

— Дальше он по протоколу вызвал мастеров из министерства магии, — продолжал Марк. — И они выяснили, что не все жители были заражены, а только треть. То есть, получилось, что Бретон совершил массовое убийство. Ему следовало бы отделить тех жителей, у которых были явные признаки заражения, и уничтожить их. А остальных изолировать и оставить до приезда мастеров.

— Верно, — ответил Оберон. — На суде Бретон говорил, что был единственным охотником на весь регион. Болотная лихорадка от нави развивается молниеносно — он прекрасно знал, что просто может не успеть ничего сделать, если все жители поселка обратятся в одну минуту. И сыграл на опережение. То есть, по экстренному протоколу действий он все-таки был прав, но эта правота сомнительна с моральной точки зрения. Люди готовы были действовать с ним вместе, помогать ему, они сами бы ушли в изоляцию до приезда мастеров. Но он не стал их слушать… почему?

Сперва студенты молчали, а потом кто-то произнес таким тоном, словно боялся говорить:

— Потому что ему нравилось убивать.

— Верно, — вот Оберон, великий охотник и истребитель порождений тьмы, смотрит на своих студентов, и ему прекрасно знакомо это чувство.

Нельзя быть охотником, если ты не любишь убивать.

— Мы делаем нашу работу не потому, что она нам нравится, — помолчав, продолжал Оберон. — Потому что мы — единственный щит против сил тьмы. Не будет нас — и они заполонят землю. Только это должно нами двигать, только это определяет наши действия. Не жажда убивать, не стремление уничтожать тех, кто когда-то были людьми, нет. Мы спасаем мир, как бы гордо это ни звучало. Вот наш мотив, и другого не будет. Потому что иначе мы сами превратимся в чудовищ.

Элиза спрыгнула с подоконника и пошла по лаборатории — голос Оберона погас. Хватит с нее, она больше не могла об этом слушать. Надо было отойти раньше.

«Ты сказала ему «да», — снова ожил внутренний голос. — Ты живешь с ним, ты будешь его женой. Собираешься плавать в грязи и не запачкаться?»