Академия под ударом (СИ)

— Знают, — с достоинством кивнул Жоан. — Я всегда интересовался армией. Надо же реформировать нашу… а для этого следует посмотреть, что есть у соседей. И кто есть. Я, верите ли, даже хотел ему контракт предложить. А потом он покончил с собой.

— Не покончил, — буркнул Оберон. — Его убили.

— Я уверен, что эта история с самоубийством была ради того, чтобы полностью его опорочить, — заявил Жоан. — У военных это не просто грех, а позор. Никто из тех, кто любил и уважал его, не поддержал бы Элизу.

— Подождите! — Анри вскинул руку, во второй держал бокал вина. Зельевар никогда не упускал случая как следует выпить и закусить, особенно за чужой счет. — То есть, мать Элизы из королевской семьи? Или Элиза не родная дочь? Воспитанница? Потому что сам-то генерал не королевских кровей, это точно.

Оберон снова уткнулся лицом в ладони. В ушах шумело, и понимал он теперь только одно: несмотря на то, что он спасал жизнь Элизы, несмотря на то, что они провели вместе ночь, она уйдет от него навсегда. Он терял ее — прямо сейчас, в эту минуту — и это было невыносимо.

Кто он такой вообще, Оберон Ренар? Сын уездного полицейского, который оказался запредельно талантлив в магии и охоте на порождения тьмы. Он заработал дворянский титул, он обеспечил и себя, и своих потомков, но он никогда не будет ровней девушке из королевской династии. Это невозможно. Как только Элиза узнает правду о себе, то оставит его.

Подобное притягивается к подобному. Королева Сандарона — а Оберон не сомневался в том, что Элиза станет королевой, от такой возможности никто в здравом уме не откажется — может лишь улыбнуться декану на каком-нибудь приеме, не больше. А он, дурак, станет потом вспоминать эту улыбку, и тьма в зеркалах рассыплется ядовитым смехом…

Это будет правильным, и Оберон знал, что никогда не станет осуждать Элизу за такой выбор. Да, он прикипел к ней всем сердцем, он полюбил ее так, как может полюбить одиночка, привыкший к своему одиночеству. Теперь придется ее потерять.

Должно быть, такова его судьба — хотя Оберон и не верил в судьбу. Когда-то она решила соединить их цепью, а потом разорвала эту цепь. Вот и все. Потом Элиза заключит какой-нибудь династический брак, да хоть бы и с принцем Жоаном, а Оберон женится, например, на бывшей студентке — просто потому, что устанет жить один. И все пойдет своим чередом — прилично, скучно, невыносимо больно.

Аверна дотронулась до локтя Оберона — он снова поднял голову и увидел, что она протягивает ему бокал вина и тарелку с мясным рулетом.

— Ты всегда говорил, что нельзя есть и волноваться, — понимающе сказала Аверна. — Давай, перекуси.

Оберон кивнул, поставил бокал на подоконник и, угрюмо посмотрев на рулет, произнес:

— Возможно, у Элизы есть какие-то права на престол. Перед смертью ее отец сказал, что знает правду. Может, это она и есть, эта правда. Элиза должна была занять место Эдварда.

Жоан снова принялся мерить кабинет быстрыми шагами. Анри посмотрел на него так, словно хотел посоветовать сесть и не раздражать, но промолчал. Он тоже волновался — Оберон видел, как Анри нервно покачивает ногой.

О чем он думал, интересно? Жалел, что не успел свести с Элизой более близкое знакомство? Не постарался вовремя завязать отношения потеснее?

Оберон невольно подумал, что выглядел продуманным наглецом, когда настойчиво делал Элизе предложение стать его женой. Возможно, узнав правду о себе, она решит, что он каким-то образом смог узнать обо всем раньше, и старательно суетился, чтобы потом стать принцем-консортом или даже королем.

— Сгибельник, — продолжал Оберон. — Артефакт у убийцы в поезде. Фил Два Стакана и Обер Оссе, которые не работают за большое человеческое спасибо. Сколько денег на это угрохано, вы представляете?

Аверна кивнула.

— Никак не меньше ста тысяч, — ответила она. — Скрутить крупного сгибельника — это минимум сорок тысяч. Такие деньги не тратят на пустяки.

— Но она сама не знала правду, — Оберон сердито опустил тарелку на подоконник, даже мысль о еде сейчас вызывала у него гнев. Да, надо же на что-то сердиться, не на Элизу ведь. — Поэтому на нее начали охоту только тогда, когда она выставила сластолист, а в дом вошел я. Потому что я докопался бы до правды… — он вздохнул и добавил: — Что, собственно, и произошло.

Некоторое время все молчали, потом Анри доел свою порцию рулета и сказал: