Академия Полуночи (СИ)

Еще раз взглянув на убористые строчки, я бережно сложила письмо. Встала с кресла и хотела было направиться к выходу, когда двери с шумом распахнулись и в комнату влетела Тиамат. Глаза ее светились радостью.

— Он приехал! Приехал!

ГЛАВА 48

Карета Хэйдена неслась по укрытой порошей дороге. Шестерка коней, черных словно вороны, выбивала копытами тугие комья снега. Звук, с которым они разбивались о землю, казалось, слышался даже отсюда — с балкона третьего этажа. Налетающий ветер трепал мои волосы, забирался под наспех наброшенный плащ и пускал волны мурашек по коже. Но я едва обращала на него внимание — весь мой мир сузился до дороги и кареты, мчащейся по ней.

Внизу собирались члены семьи. Эвелин спешно раздавала приказы слугам, и те разлетались, точно встревоженная стайка стрекоз. Лорна крутилась у зеркала, поправляя и без того идеальную прическу. Вилард внешне казался спокойным, но уголки его губ едва заметно подрагивали, выдавая обуревающую колдуна радость.

Горгульи знали обо всем, что происходит в замке, и Тиамат, оставшаяся со мной, радостно делилась подробностями. Когда экипаж остановился у ступеней главной лестницы, девочка не выдержала и убежала встречать брата. Я же не могла пошевелиться: взгляд приклеился к блестевшему на солнце каретному боку, сердце замерло в предвкушении. Вторя ему, замер и мир — застыл, словно угодивший в каплю смолы комар.

Секунда, две, три…

Наконец дверца кареты отворилась. Хэйден вышел и тут же посмотрел вверх. Он словно знал, где я, будто чувствовал меня даже на расстоянии. И осознание нашей связи опалило внутренности жидким огнем. Меня скрутило от желания прикоснуться, очертить пальцами линию подбородка, высоких скул, вдохнуть ставший таким родным запах. Прижаться тесно, отдать всю себя без остатка.

Пальцы, вцепившиеся в балконную ограду, сжались сильнее, почти до боли. Казалось, разожми я их, и уже ничто меня не удержит — сорвусь птицей и полечу в объятия Хэйдена. И тогда станет неважно, что артиэллам не дозволено проявлять чувства так бесстыдно, что на нас смотрят, что на пороге стоят его родители и сестра… По правде сказать, об их присутствии я едва помнила. Лишь отточенные с детства манеры удерживали мою волю в тисках правил высокородных.

Хэйден улыбнулся. Взмахом руки открыл переход и в мгновение оказался рядом.

Губы обожгло поцелуем. Таким желанным и пьянящим, что закружилась голова. Боясь упасть, я обняла Хэйдена за шею, запустила пальцы в его волосы и вжалась в сильное тело. Мой дар засиял, словно выглянувшее из-за тучи солнце. Тьма Хэйдена, отвечая, укрыла нас бархатом ночи. Поцелуй становился все жарче, прикосновения — все смелее. Отдавшись во власть ощущений, я целовала так, как никогда прежде: не сдерживаясь, не боясь собственных чувств, не думая обо всех, кто может нас увидеть. Любые зароки и правила перестали иметь значение. Важным остались только мы: я и Хэйден, наше общее на двоих дыхание.

— Люблю тебя.

Слова прозвучали тихо, будто их прошептал не человек — ветер. Я посмотрела на Хэйдена.

— Я люблю тебя, Лэйни, — повторил он с улыбкой. — Ты моя луна и мое солнце. Мои горы и ветер. Мое сердце. Клянусь севером, что больше никогда не причиню тебе боли.

Широкая ладонь скользнула мне на грудь и замерла над сердцем — там, где стилет оставил тонкий шрам. Я накрыла руку Хэйдена своей, сжала осторожно и потянула вверх, чтобы прижаться к ней горящей от смущения щекой. Губы шевельнулись, готовые произнести: «И я люблю тебя», но Хэйден качнул головой.

— Скажешь это, и я не отпущу тебя. Никогда. Убью и умру за тебя. Но не отпущу.

Голос его прозвучал твердо, решительно, однако я видела, как непросто дались ему эти слова. Хэйден говорил, что северяне не отступают от своих избранниц, что сама их природа не позволяет этого сделать. Но сейчас он сознательно заковывал чувства в тиски льда и камня, шел против себя самого, чтобы дать мне шанс — последний, не сомневаюсь, — прислушаться к собственной сути и выбрать свет. Вот только мой выбор уже давно сделан.

— Не отпускай. Держи всегда так же крепко, как сейчас. Люби меня, будь моей тьмой, моим солнцем, моей душой. Потому что я люблю тебя…

Последний звук едва успел сорваться с губ, как их накрыли губы Хэйдена. Мы вновь теряли себя. Растворялись друг в друге, лишались опоры под ногами и обретали ее заново. Не знаю, как далеко мы могли бы зайти, но внезапный стук заставил нас прерваться и посмотреть вниз.

На укрытом снежной крошкой балконе лежала Сельва. От нее ко мне, оставляя цепочку маленьких следов, бежала Эвис. Эмоции переполняли ее настолько, что она не могла удержать облик ящерицы, оборачиваясь то пауком, то крысой, то черным хорьком.

Я присела, поймала забежавшую на ладони Эвис и прижала ее к груди. Улыбнулась, ощутив возбужденный топот, и прикрыла глаза.

— Я тоже скучала. Очень-очень. Прости, если заставила волноваться.