Академия попаданок. Третий семестр

Шмур правильно понял наши взгляды, поскольку тут же выступил вперед и рухнул на колени перед стражниками.

— Милостивые государи-стражники-и-и, не покиньте своей заботой трех путнико-о-ов, сами мы не местные-е-е, от каравана отстали-и-и-и, дом наш сгоре-е-ел, пожитки потеряли-и-ись. Войдите в положение-е-е, подавите раздражение-е-е, пойдите на сближение-е-е, сделайте одолжение-е-е, заслужите уважение-е-е и войдите в хорошего духа расположение-е-е…

Не поверите — я даже начала немного пританцовывать под его репперский речитатив. Шмур произносил всё гнусавым голосом, который резал по нервам не хуже того звука, когда трут мокрым пальцем по стеклу. Стражники тоже поморщились, но видимо, такие выступления для них не впервой, потому что алебарды не разомкнули.

— Проваливайте, бродяги, — снова произнес стражник-картошка. — На нас песни жалостивца не действуют.

Пора доставать платки?

Шмур покачал головой в ответ на наш немой вопрос. Он зачерпнул дорожной пыли, аккуратно посыпал ею голову, рванул на груди рубаху и заголосил так отчаянно, что мы с Агапой невольно отшатнулись:

По прямой извилистой дороге,

Через лес и горы напрямик,

На телеге ехали уроды

Ехали живого хоронить.

Повода держал у них безрукий,

А безногий прыгал как коза,

А слепой указывал дорогу

И кротам выкалывал глаза.

Вдруг из леса выскочила банда

Чтоб за проезд потребовать билет.

И немой глухому что то гаркнул

А безрукий поднял арбалет.

Тут раздались выстрелы слепого

Сразу пять бандитов наповал.

Половина банды разбежалось

Но безногий тут же их догнал.

Одного бандита не приметил

Спрятаться в болоте он решил,

Но слепой давно его заметил

А безрукий с лука уложил.

Ого, да это же песня нашего мира. Неужели тут её тоже знают? Я помню, как распевали её во дворе под гитару и девичий смех. И ведь каждый раз было смешно, а тут…

— Как же печально, — сказал стражник-свекла и смахнул рукавицей слезу.

— Да уж, умеете вы, жалостивцы, душу на кусочки рвать, — сказал стражник-картошка и глубоко вздохнул.

— Ещё одну? — с ехидцей в голосе спросил Шмур. — Эта была разминочная, а сейчас…

— Нет-нет, — сказал стражник-свекла. — Не надо, а то мы потом размякнем и не сможем взимать плату. Так и быть, с вас возьмем по часандру с человека и идите.

— Доблестные стражники, похоже, что по нашему виду не совсем понятно, в какое положение мы попали, поэтому я спою ещё две песни…

— По минутарю с человека, — тут же вмешался стражник-картошка.

— Всё-таки придется исполнить одну, но на бис, — ладонь Шмура подхватила горсть пыли.

— По секундарю! — взвыл стражник-свекла. — Ну не можем мы бесплатно пропустить. Долг службы.

Шмур кивнул, выбросил пыль и достал из-за пазухи три медных монетки. Они успешно перекочевали в ладонь стражника и алебарды разошлись в стороны. Проход в город Кардамош был открыт.

16

Конечно же перед нами не стали распахивать ворота. Вот ещё — много чести. Нам открыли небольшую калиточку рядом со стеной, и мы вошли в город.

Здравствуй, Кардамош, непонятный город с незнакомыми людьми. Мы оказались на небольшой площадке, за которой развалилась мощеная булыжниками улица. Ещё две узкие улочки уходили вправо и влево. Давным-давно, когда ещё Советский Союз только готовился развалиться, родители взяли меня в путешествие. Мы поехали в сказочный Таллин, гуляли по его старинным улочкам и мамины каблучки цокали по древним камням. Мне почему-то казалось, что сейчас из какой-нибудь двери выйдет куча рыцарей с принцессами в охапку, а над головой пролетит громадный дракон.

Вот и сейчас у меня возникло такое же чувство, когда я увидела серые камни домов и глиняную черепицу на скатах крыш. Чувство, что я вернулась в детство, и сейчас из-за угла выйдут смеющиеся мама и папа…

Люди ходили невеселые, угрюмые, на лицах печать заботы о завтрашнем дне. Такие лица можно увидеть в Москве ранним утром в метро. На нас кидали взгляды, не находили ничего интересного и отводили глаза. Вот одежды у людей были такими, словно они сошли с исторической кинокартины про жизнь средневековых горожан. Цвета тоже не радовали глаз своей неординарностью, в основном рубахи, накидки, штаны и платья были серых, черных или коричневых оттенков.

— Сигизмунд Хитрый живет в той стороне, — махнул рукой Шмур. — У него мы переночуем, заодно и узнаем о вашем колдуне.

Если большая улица хотя и была серой, но всё-таки светлой, то та улочка, на которую он махнул рукой, была гораздо темнее, словно камни туда подбирали специально для поглощения солнечного света. Да и люди там почему-то казались злее и угрюмее, чем на большой. Будто их привлекала царящая тут тень и неприятный запах.

Пахло протухшими яйцами.

Я сначала даже отшатнулась назад и осмотрелась — где сдох кто-то большой и вонючий. Но как оказалось, этот запах впитался намертво в стены и теперь даже если мне придет в голову стырить один из камней, то он всегда будет пахнуть Кардамошем, в какой бы марганцовке я его не замачивала.

— Чего тут так воняет-то? — поморщилась Агапа. — Или где канализация засорилась?

— Чего засорилось? — с удивлением спросил Шмур.

— Ну, куда вы воду сливаете и бяку разную?