Коля со слезами на глазах рассовал по карманам "трофейные" сигаретные пачки, ссыпал сдачу и "навар" от убежавшего счастливца. Настоение упало, даже Оленька поняла, что дядя Миля только что совершил непоправимую глупость. Я уже устал её таскать и передал ребёнка Коле. Она смиренно замерла у него на руках, скрорчив обиженную рожицу, вот-вот готовая расплакаться. Мы, чтобы не обкуривать ребенка табачным дымом, перекурили в сторонке по очереди и медлено поплелись в метро. На эскалаторе Оленька ещё крепилась, а вот как сели в вагон, громко расплакалась. Причём такими стрёмными для нас словами: "Ой где же моя мамочка! Ой папочка, ой папочка! Ой где же моя мамочка!" Народ вокруг нисколько не сомневаясь, что Коля и есть её "папочка", сочувственно вздыхал и пытался Оленьку успокоить. Коля, чтоб развеять всякие подозрения, достаточно громко сюсюкал ей, что мол сейчас папочка привезет Оленьку к мамочке. Оленька перестала реветь и серьёзно уставилась на Колю: "Ты сёдня и деньги и масыну потеяй! Молси поэтому!" И я, и Коля, и все ближайшие пассажиры ещё раз удивились этому ребёнку и его понимаю окружающей действительности. А потом Коля излил душу случайной попутчице - рассказал историю с лоторейным билетом какой-то сидящей рядом бабке. Бабка повздыхала, но вот и её станция. Бабка встала и на прощание бросила Коле: "Зато у тебя ребёнок очень умный, а Бог если где-то даёт, то где-то берёт! Так что не расстраивайся, солдатик!"
Мадам Черновой дома не оказалось. Пришлость лазить по шкафам и холодильнику, искать овсянку и молоко, чтобы сварить ребёнку кашу. Наконец Оленька поела и почти сразу уснула - видать субботники утомляют всех, включая младенцев. Там же в Черновском холодильнике мы нашли пол бутыли водки и решили, что Чернов на нас не обидется, так как он наш должник, а нам с расстройства от потерянной "Нивы" выпить для успокоения нервов не помешает. Мадам Чернова заявилась как раз в тот момент, когда Коля, подняв стакан, стоял в пафосной позе, желая "цирроза печени, острого панкреатита, камней в почках и прободной язвы желудка тому козлу и чмошнику, что убежал с его машиной". Увидев нас на кухне, Чернова спокойно спросила, где её муж. "Лен, да ты не переживай - сегодня за него одного нас двое!" Ленка побледнела и мигом побежала в комнату к ребёнку. Оленька мирно спала, сытая, довольная и переодетая во всё чистенькое. Ленка вернулась к нам на кухню, спросила, что ребенок кушал, как писял и какал, а потом, уже окончательно успоковшись, выслушала наш рассказ о последнем курсантком субботнике. История с лоторейным билетом даже её проняла. Она достала маленькую рюмочку и чисто символически капнула туда водки: "Ну, Коля, машину ты потерял. Так выпьем же, чтобы тебе в жизни нашлось чего-нибудь получше, чем новая "Нива". Миля, скажи честно, ты чего хочешь иметь?" Коля не на шутку задумался и произнёс: "Оленьку! Ну, не твою, конечно, но такую же".
Чернова встала, нарезала хлеба, сыра и колбасы, наделала нам бутербродов на вечер. Всучила свёрток мне в руки, дежурно чмокнула каждого в щёку и выпроводила за дверь. А когда мы загремели сапогами по лестнице, она нам вслед громко сказала: "Жениться вам надо, мужики! Пора уже, пора!" И закрыла дверь.
На выходе из подъезда было три ступенки. На средней ступеньке лежал новенький металлический рубль. Коля остановился и гневно уставился на денежку. Потом поднял монету и злобно изрёк: "Ох и рублёвый сегодня день!" С этими словами он с силой зашвырнул находку в кусты.
МОТОЦИКЛ "МИНСК"
Это сейчас смешно, а тогда считалось круто! Одиннадцать лошадиных сил, один цилиндр, не то триста пятьдесят, не то пятьсот рублей цена - конечно советских рублей за маленький, но хороший мотоцикл. Хотя рассказ вообще-то не о мотоцикле. Рассказ о жизни нашей, жизни двух молодых оболтусов на выпускном курсе Военно-Медицинской Академии.
Нам после потери лоторейной машины почему-то очень захотелось обзавестись собственным транспортом. После истории с лоторейным билетом мы с неделю мечтали, что будь у нас "Нива" куда бы мы ездили и как хорошо бы проводили время. Правда очень скоро накал страстей упал, и желание потеряло свою актуальность. Иду я как-то по улице Боткинской и вижу картину: Коля Миляев пьяный идет. В одной руке фуражка, в другой сырая курица. Курицу он за шею держит и этой же рукою пытается голосовать - такси ловит. Сильно меня озадачило, куда же это Коля в таком виде и с таким предметом собрался? Озадачило потому, что жил я с этим организмом уже шестой год в одной комнате и за это время повадки его изучил. А до нашей родной факультетской общаги всего три дома пройти оставалось. Тут какой-то таксёр останавливается. Коля с грохотом забрасывает курицу на крышу, склоняется к окошку, объявляет цену в рубль и называет адрес. Таксиста аж перекосило - дёрнул с места, только грязь по тротуару разлетелась. Коля, грозя курицей, вслед матюками посыпал. Надо бы подойти, разобраться:
- Привет, Колян! Ты чё буянишь?