Читаем Академия Родная полностью

   Вообще-то на первоапрельский "День Дурака" даже не каждый рядовой студент самого Университета попасть мог. Давались специальные пригласительные билеты, а на входе каждому на лоб ставили здоровую красную печать "ДУРАК". Ну а дальше такой "дурак" моментально забывал все комплексы, с лёту окунаясь в студенческое шоу-юморину, плавно переходящую в дискотеку, а та в костюмированную оргию, где уж каждый веселился и дурачился, как мог. Университетские студенты этим капустником очень гордились и его считали лучшим в городе. Да пожалуй он и был лучшим. "Дня Дурака" в Университете ждали многие студенты Ленинграда из разных ВУЗов, лелея тайное желание "ну хоть в этот год я туда как-нибудь пролезу".


   Коля за снобизм решил Университет наказать. Да не как-нибудь по мелочи, а решил ни много, ни мало этот самый знаменитый университетский праздник подпортить. Пока мы шли из их деканата с Васильевского по набережной Невы до Авроры, обозначился чёткий план мести - в этот год шоу должны будут прикрыть городкие структуры охраны правопорядка, в просторечьи - менты. Саму идею мы стырили с показухи у псковских десантников на войсковой стажировке, правда те там ничего такого противозаконного не совершали, а просто демонстрировали собравшимся на стадионе нескольким тысячам зевак разные зверские способы убийства холодным оружием.


   На Факультете Коля пошел к Бате, к нашему курсовому художнику. Тому постоянно Серпомолот приказывал делать разные стенды. Так вот на те стенды Батя вырезал горячей проволокой из пенопласта красивые объёмные буквы. И этого пенопласта в его каморке всегда было завались. Коля там взял два куска. Ещё у нас был тесак. Давным-давно, курсе этак на втором, когда мы только вселились в общагу, то у себя в комнате на антресолях нашли здоровый заржавленный кухонный нож, из тех, что использовались в хлебных магазинах и в столовке. Откуда пришел этот реликт, мы не знали, но кочевал он с нами без дела из курса в курс, из комнаты в комнату. Вот, наконец, нашлось применение наследству стрших поколений - Коля положил нож на на плинтус и гирей перебил калённую сталь пополам. А в ночь накануне "Дня Дурака" Коля пошел к клинике Госпитальной Хирургии и добыл там литр настоящей консервированной донорской крови. У этой крови вышел срок годности и ее списали - то бишь просто выкинули в мусорный бак, что стоял во дворе недалече от чёрного входа. У Коли вообще талант на помойки. На курсе нашлась старый спортивный костюм и рваные кеды. Если это надеть, то получался вполне внутриобщаговский вид весьма обнищавшего студента. В подельники к себе Коля избрал Сива, как натуру наиболее артистичную. Вместе они отрепетировали детали мероприятия по срыву мероприятия.


   И вот 1-го апреля Коля и Сив отправились в Студгородок. Заявились в форме. Весь антураж поместился в небольшой дипломат. Дипломат слегка раздулся, но подозрений не вызвал - на вахте ребята показали свои пригласительные, и их с улыбкой пропустили. Недолго поторчали у лифтов со скучающими мордами, мол кого-то ждут в вестибюле, а улучив подходящий момент, когда остались внизу одни, быстро поднялись на последний этаж. Там Коля скидывает форму и прячет ее на самых верних ступеньках, что ведут уже к моторам над шахтами. Одевает спортивный костюм, на спину и грудь подкладывет пенопласт. На всякий случай, чтобы не оставлять отпечатков пальцев, Сив натянул хирургические перчатки, затем в пенопласт через аккуратные прорези вставил половинки ножа и обильно облил всё кровью. Создалось вполне реалистичное впечатление, что человека проткнули насквозь здоровенным тесаком. Коля на голову одевает каюшон спортивки, подходит к лестничому пролету, где и остаётся ждать условного сигнала.


   Сив спокойно проходит по этажам и обнаруживает, что на шестом этаже у лифтов и в корридоре пусто. Вытягивает в пролет руку и на пальцах показывая "шесть". Коля мчится к лифту и спускается на шестой этаж. Там он с лифта выходит и ложится на пол, Сив же поднимается по лестнице на пролет выше. Ждать долго не приходится, скоро двери лифта открываются и оттуда раздается цокание каблучков и беззаботный девичий смех. Вдруг наступает тишина, а затем раздается истошный визг, гулкий топот по полу, бухание створок лифта. Лифт немедленно отъезжает вниз.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное