Читаем Академия Родная полностью

   Но не только Коля умудрялся проделывать шутки, один раз неплохо подшутили над ним самим. Через недельку после "Дня Дурака", после занятий заскочили мы в офицерскую столовую на обед. За исключением генеральского зала и зала старших офицеров, слушателям старших курсов туда был вход свободный. Кстати надо отдать должное этой весьма демократичной столовой - что курсантов, что генералов там кормили одним и тем же, разве что старшие офицеры обслуживались официантами как в ресторане и могли заказать себе спиртное, что нам, конечо же не позволялось, да и в очереди нам приходилось стоять, как в городском "Общепите". Но в отличие от "Общепита" еда там была весьма вкусная и сравнительно дешевая. Если не изголяться и не брать всяких "двойных люля" или "табака", а ограничиться салатом, борщем и шницелем, то запросто можно было в полтинну уложиться, ну максимум копеек в шестьдесят. Мы были не из привередливых, и в отличие от офицеров, брали себе чего по-проще, в смысле по-дешевле.


   В той же офицерской столовой обожали подъедаться наши "друзья, развивающиеся по социалистическому пути" - вся разноцветная экзотика с 5-го Факультета. Самыми интересными были выходцы из стран Африки. На этих форма была под стать их местной фауне - словно тропические птички или экваториальные рыбки они переливались всеми цветами радуги и блестели разными побрякушками, и все это на фоне угольно-чёрных лиц. А вот степень благосостояния у них заметно варьировала, даже не от страны к стране, а от курсанта к курсанту. Некоторые по нашим понятиям были богачи, но большинство всё же нищета.


   Стоим мы в очереди - Коля, затем куча обычных советских капитанов да лейтенатов, потом какой-то бравый воин Гвинеи-Биссау, затем я со Студентом. Мы Колю видим, а он нас за офицерами не замечает. Коля взял солянку, котлеты с картошкой-пюре и компот. И негр тоже самое взял. Коля свой обед на поднос поставил и осматривается, где бы ему лучше сесть. Нашел место и понес туда обед. И тут до Коли доходит, что он хлеб забыл. Пошел Коля за хлебом, а это опять в очередь становиться - копейку доплачивать. Он от столика отошел, а обед свой так на подносе и оставил. Смотрим мы, что к нему за столик подсаживается тот негр-гвинеец. Вот и наша очередь подошла, мы через пару столиков сели. Негр всё сгрузил и пошел поднос относить. Тут Студент к его столику подскакивает и Колин обед к нам переставляет - чего, столик на чеверых, мол по-дружески вместе отобедаем. Однако Коле об этом объявлять не торопится.


   Первым вернулся негр, увидел, что поднос напротив исчез и довольный уселся на Колино место. Обед свой передвинул и давай с аппетитом солянку уписывать. Возвращается Коля с хлебом. Стал рядышком, и аж челюсть у него от удивления отвисла. Потом он как-то обреченно вздохнул, видать не хочет международного скaндала, быстро сел напротив и к себе второе подвинул. И ну его жрать! Котлеты глотает нежуя, картошки в рот пихает столько, сколько на вилке удержаться может. Тут уже опешил негр - так из застыл с открытым ртом, откуда начала вываливаться недожеванная солянка. Но не надолго. Коля и негр как по команде уставились на компот, получается кто первый сожрет, тот компот и получит! Негр в туже секунду включился "в компотное соревнование", а потом бросил ложку, схватился за компот и победными глазами на Колю смотрит. Коля видит, что сожрать ему уже больше нечего, покосился на недоеденную негром солянку, вдохнул и встал из-за стола.


   Когда Коля понуро проходил мимо нас, его окликнул Студент. Коля глянул на стол, оценил ситуацию... И я подумал, что сейчас солянка окажется на Студентовой голове. Или на моей. Ведь по нашим довольным мордам было видно, что мы от начала до конца наблюдали за его "соревнованием". Студент виновато потупил глаза, потом пытаясь загладить ситуацию, подхватил Колино второе и понёс его к негру за столик. С минутку там постоял, объясняя происшедшее. Негр поднялся, улыбнулся своей контрастной улыбкой и громко загоготал на всю столовую, от удовольствия дружески похлопывая Студента по спине своей черной ручищей:

   - Ай-яй! Моё думать совсем оголёдаль русский курсант! Гы-гы, ха-ха! Думать, вот какой нахаль - перед моё лицо моя обед кушать и меня не спрашивать! Думаю - чего не спросишь!? Если голёдный, то я тебе котлетка по-братски и так подарю, я не жаданай!

   - Ха-ха! А он-то думал, что это вы там у себя в Африке оголодали, что чужие обеды жрать стали. Он кстати, с тобой тоже бы по-братски обед разделил бы! Он тоже не жадный.


   Негр сел и довольный рассправился с котлетами. Коля в этот момент сконфуженно ковырялся в солянке. Негр встал и пошел на выход. Проходя мимо нашего столика он дружески потрепал Колю по плечу:

   - Ай-яй, ай-яй, я так смеялься! Ай-яй, как я смеялься - я никогда так не смеялься! Я поеду в Гвинея и всем буду рассказывать, как я смеялься! Разделили по-братски!!! Сапасиба за много смеялься!

   Коля в ответ лишь тихо буркнул:

   - Пожалуйста.


ЗА СЕБЯ И ЗА ТОГО ПАРНЯ


Перейти на страницу:

Похожие книги

Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное