Покинуть Академию нам не дали — согнали всех в общежития "до выяснения всех обстоятельств произошедшего". Я единственный оказался без печати, а Джеймс, исцарапанный и взъерошенный, как подравшийся с кошкой воробей, молча метался по комнате, всем своим видом требуя, чтобы я что-нибудь сделал. Джейма не могла уйти сама!
Не могла? Или всё же могла, зная, что в Академии её ждут? Что я, в сущности, знал о своей огненной лукавой Джей Ласки, кроме того, что для меня закрыта дорога в её внутренний мир?
Я не выдержал, усадил братца перед собой и рассказал — то, что смог рассказать. Так, как смог. Изрядно отредактированную версию событий, без подробностей о прошлом — Джеймсу хватило бы и настоящего.
Не думал, что это всё заденет… настолько. Как будто что-то особенное было в том, что твоя любимая девушка увлеклась кем-то другим! Это случается. Это случается со многими. Чувства проходят, люди расстаются. Эла рассказывала со смехом о том, как сама бросала своих многочисленных поклонников. "Лёгкое увлечение ни к чему не обязывает", — наставительно говорила она.
Лёгкое увлечение…
"Кто ты ей? — фыркнула бы Эла. — Не муж. Не жених. Даже не любовник. Никто".
Почему так больно, так невыносимо больно? Это чувство похоже на какую-то томительную тоску из самого раннего детства. Стёртое, смазанное воспоминание о том, как мы куда-то идём всей семьёй.
Отец держит Элу за руку. Он всегда любил её больше нас, ещё бы — девочка, да и к тому же первый ребёнок, вероятно, на ней и истощился скудный запас его родительских чувств. Мать несёт на руках Сэма, он, как всегда, ноет. То ли у него режутся последние зубы, то ли он устал, то ли проголодался, то ли просто не вырыдал ежедневную норму слёз.
И посередине я. Не нужный ни отцу, ни матери, беспроблемный, тихий, воспитанный, умный маленький мальчик. Меня часто хвалят, очень формально и равнодушно, но хвалят — есть за что, а главное моё достижение — я не доставляю проблем. Иногда мне хочется, как Гриэла, беззаботно хохотать и просто заниматься тем, что тебе по душе, не выискивая обращённых на себя взглядов. Или безобразно завизжать, как Сэм, привлекая всеобщее внимание.
Но я просто стараюсь стать ещё лучше и еще тише. Стараюсь до тех пор, пока не убеждаю себя, что мне на это наплевать.
В тот самый день, когда мы куда-то отправились всей семьёй, я старался ещё не так хорошо, как в дальнейшем. Отбежав от родителей — о чем-то беседующего с сестрой отца и утешающей младшего брата матери — я взобрался на высокую деревянную скамью около нашего особняка. Залез с ногами, хотя уже тогда знал, что так поступать не стоит. И внезапно одна из досок хрустнула под ногой, я повалился вбок, и моя нога тоже хрустнула, с таким неприятным звуком, недвусмысленно свидетельствовавшим о том, что неприятности — вот они, тут как тут. В самом ближайшем будущем.
Очень большие неприятности.
Но о будущем подумать я не успел — заорал от боли в лодыжке. Спустя несколько секунд меня извлекли из своеобразного капкана и принялись ругать на все лады.
Ругали, пока мать вталкивала голосящего с новой силой Сэма, чтобы заняться моей ногой. Ругали, пока мать восстанавливала сломанную кость — дело это долгое и не очень приятное. Ругали после, когда выяснилось, что мы опоздали туда, куда шли.
…не знаю, почему я сейчас об этом вспомнил. Ничего особенного нет в том, что Джейма увлеклась профессором Элфантом, он всегда смотрел на неё по-особенному, но я не придавал этому значения — на Джейму все смотрели, а я, как идиот, думал, значение имеет только то, на кого смотрит она. И вот теперь я пытался думать о леди Адриане, об Академии, о Ларсе, о том, как много лет назад погиб Джеймс, точнее, его тело — и о куче разных других вещей, а перед глазами упорно возникала только эта картина — Джейма, подходящая с рыжеволосому, высокому и статному мужчине, обнимающему её так… по-хозяйски. По-свойски. Так естественно, так жарко, его руки, привычным жестом скользящие от ягодиц до плеч и обратно, его…
Можно было не поверить чужим словам. Даже лицу Джеймы, впрочем, почти не отпиравшейся. Но не поверить невероятной… обыденности этих грязных ласкающих чувственных движений — нельзя. И я хотел поделиться этим с Джеймсом — и не мог.
Не мог я озвучивать всё это вслух.
"Может, и к лучшему, что она ушла? — произнёс какой-то ехидный и горький голос внутри. — Может, так проще и легче? О чем вам теперь говорить? И как? И всё будет испорчено этими воспоминаниями. Ты не сможешь их отпустить"
Знать бы только, что действительно сама, что у неё всё нормально, что…
Комендант возник на пороге, бесшумно, как призрак. Хмуро ткнул в меня пальцем, поманил за собой, я вскочил, надеясь на что-то… на какое-то чудо. Может быть, этого всего не было. Магическое воздействие, помрачающее рассудок, вызывающее галлюцинации — почему бы и нет.
На первом этаже меня ждал отец. Ждал с таким видом, словно я опять поломал себе что-нибудь в самый неподходящий момент, испортив ему прогулку.