Академия тишины

И всё равно… всё равно мне кажется, что он смотрит исключительно на меня. Чувствую его взгляд кожей, с закрытыми глазами, будучи глухой и немой, сквозь плотную ткань одежды, зачарованной от прорывающегося то и дело огня. Не то что бы его внимание как-то особо беспокоило или мешало, и тем не менее… Напоминает о том, что сэр Джордас знал Корнелию Менел, теперь, вероятно, смущаясь нашим несомненным сходством, и его обязательно надо вывести на разговор о ней. Но не сейчас. Позже.

Первые дни я то и дело спотыкалась на ровных местах, на время став неуклюжей, будто ребенок, который только-только учится ходить — или пьяная. Никогда не думала, что слух настолько влияет на ориентацию в пространстве и координацию движения! Всё вокруг казалось таким неправильным, искажённым, испорченным, что я буквально ловила себя на желании заорать, яростно потрясти ветки деревьев с последними листьями, швырнуть на землю чашки, блюдца и чернильницы, поколотить по столешнице книгой, в общем, произвести любые абсурдные действия, которые могли бы поспособствовать появлению звука.

Тишина давит. Невыносимо. В ушах звенит изнутри.

После медитации идёт тренировка тела, ну, как идёт, ползёт скорее. Сэр Доган Муз, бессменный преподаватель физической культуры, как всегда, с голым торсом в любую погоду и любое время года, в комплекте к торсу положено непроницаемое лицо, объясняется с нами самым простым образом — жестами и личным примером. Честно говоря, больше всего он сейчас похож на дрессировщика толпы зомби, не могущих собрать слабые, мёртвые, расползающиеся в разные стороны конечности. Со стороны, вероятно, комично смотрится. Впрочем, смеяться сэр Доган не способен органически. Зато он очень хорошо умеет превратить тренировку в филиал демоновой бездны, чем и занимается ежеутренне с большой ответственностью.

На завтрак я прихожу уже еле живая и ем, не чувствуя толком ни вкуса, ни запаха. Краем глаза отмечаю Джеймса среди незнакомых первокурсников и первокурсниц, его встревоженный, совсем не дурашливый взгляд в мою сторону. Переживает братец. Как обычно, среди учеников факультета смерти больше мальчиков, как обычно, факультеты предпочитают садиться за разные столы, но рядом с моим кошмарищем всё время крутятся девчонки с факультета жизни. Ну, а что, парень он видный, а когда не носится, как угорелый, и не придуривается, так и вовсе ему цены нет. Вижу, как одна из девочек, проследив взгляд Джеймса, ревниво на меня поглядывает, и торопливо отвожу глаза. Вот ещё только не хватало.

В послезакатный час звуки окружающего мира оглушают.

Оказывается, их так много, и каждый особенный. И такой невероятно громкий. Звук шагов. Стук и скрип закрывающихся и открывающихся дверей. Звук дыхания. Кажется, даже то, как ресницы при моргании хлопают о щеку, я слышу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Когда мы с Ларсом и Габриэлем встретились вечером после наложения печатей, первые минут пять просто молчали, жадно вдыхая воздух, словно до этого сидели в каменном мешке. Потом Ларс тихо, под нос, но со вкусом выругался, а Габ так просто упал на сухую, но ещё густую золотистую траву и уставился в небо, заложив руки за голову.

— Я слышу, как они движутся, — объявил он, глядя на облака. — А ведь совершенно трезвый. Что с нами будет к концу года…

Ларс пожал плечами и вдруг расстегнул свой плащ, улёгся рядом с ним, тоже задрал непривычно острый подбородок; смяв травинки в руке, поднёс к лицу, вдохнул.

— Я тоже слышу. Похоже, безумие заразно. Но мне нравится этот звук. Такой… такой…

— Металлический лязг сквозь пелену воды? — подсказал Габриэль.

— Да, точно.

— Если я лягу между вами, это не будет слишком неприлично? — поинтересовалась я. — Тоже хочется послушать. Похоже, ни на что более умное и полезное сил у меня сегодня не найдётся.

— Будет, — сказал Габ, а Ларс одновременно с ним произнёс "Не будет".

— Пятьдесят на пятьдесят, — вздохнула я. — Двигайтесь.

Габ галантно подстелил мне свой плащ, хотя, в общем-то, это было излишне: земля ещё не успела остыть по-настоящему. Я устроилась между ними, почти физически ощущая, как растворяется удушающий янтарный шлем.

Ларс чуть-чуть отодвинулся в сторону, чтобы меня не касаться, но я успела украдкой сжать его руку, большую, сильную, как и раньше, несмотря на этот непривычно болезненный вид.

Облака плыли неспешно, умиротворяюще. Не знаю, что там насчёт металлического лязга, на мой взгляд, они звенели, как хрустальные бокалы. Небо темнело стремительно, и него была своя собственная музыка, что-то вроде низких вязких нот виолины.

— А мы так мозгами окончательно не поедем? — прозвучал голос Ларса справа.

— Не знаю, что будет завтра, — отозвался Габриэль слева. — А сегодня я однозначно не против.

…И я тоже была не против. Хорошо, спокойно. Надо поговорить с Ларсом, надо что-то делать, но как же не хочется. Не сейчас. Удивительно, если закрыть глаза, небесная музыка становится даже громче…