Пусть приходит на занятие и смотрит, сколько угодно. Или он специально решил унизить меня прилюдно? Героический порыв потух, и мне хотелось убежать домой и спрятаться под одеяло, как маленькому ребенку. Но Оскар уже тащил меня на второй этаж, чтобы усадить за орган.
Голова затуманилась, взгляд тоже. Я видела клавиши, но они начали расплываться, становились сплошным черно-белым пятном. Взгляд упал на руки: они заметно дрожали, на коже отчетливо выступили сине-фиолетовые вены. До меня долетел голос Эрнеста. Он назвал прихожанам мое имя и объявил о предстоящем выступлении.
Зрители находились на ярус ниже меня. Я возвышалась над ними и должна была чувствовать уверенность, но все было наоборот. Они разглядывали меня, как ученые изучают какую-нибудь букашку под микроскопом. Давно я не чувствовала себя такой беззащитной. Тело оледенело. Мне стало холодно, и даже плотная ткань мантии не могла согреть.
Я положила руки на клавиши, или они сами переместились. Конечности уже перестали находиться под моим контролем. По памяти я начала играть то, что мы разучивали на последнем уроке. Пальцы рефлекторно нажимали клавиши, а ноги – педали. Несмотря на шоковое состояние, я слышала, какой фальшивый звук заполняет храм. Грянул очередной приступ паники, и пальцы стали совсем деревянными. Уже не было ни одной правильно сыгранной ноты.
Не закончив, я вскочила с места и понесла вниз по лестнице. В храме царило молчание. Пробегая мимо последнего ряда, я с ненавистью взглянула на Ария и бросила: «Ненавижу тебя!».
На улице стало легче. Я ненасытно глотала воздух, стараясь привести в норму сердцебиение. На крыльцо выбежал Арий. Мне хотелось вырвать его взволнованные карие глаза. Он причастен к моему позору, а выглядит как заботливый друг.
– Ты в порядке?
Из здания полилась музыка. Видимо, Оскар сел за орган, чтобы исправить ситуацию.
– Нет! Не в порядке! И виноват в этом ты! – закричала я. Эмоции били через край, и не смогла сохранить самообладание. Арий нахмурил черные брови, искренне не понимания, чем спровоцировал истерику.
– Я? – только и спросил парень.
– Да! Какого ты рассказал отцу, что я умею играть? Ты не имел на это право!
– Можешь перестать кричать и успокоиться?
– Не буду я успокаиваться! Я опозорилась из-за тебя! – все, понеслась. Зря он выбежал за мной, попал под горячую руку.
Кажется, Арий не умел воспринимать крики. Он только взволнованно смотрел на меня и пытался схватить за руку. Когда я злюсь, начинаю активно жестикулировать.
– Ты постоянно хочешь меня унизить! Может, это был ваш совместный план с отцом? – не унималась я.
Неожиданно Арий крепко схватил меня за руку и резко потянул. По инерции я дернулась и упала в его объятия. Парень намертво прижал меня к себе, сопротивляться – бесполезно. Такие меры были предприняты им не с романтической целью: он просто хотел заставить меня успокоиться. Я смирно стояла в объятиях Ария, тяжело дыша. От него приятно пахло мятой и масляными красками. Интересно, где он прячет полотна?
Его поступок был слишком непредсказуемым, но эффективным. Я мгновенно успокоилась, но в то же время жутко разволновалась. К лицу подступила краска от смущения. Еще бы, ведь наши тела были так плотно прижаты друг к другу, как слои хрустящей вафли. Почувствовав, что перестала гореть, я отстранилась. Арий заглянул мне в лицо, чтобы убедиться, что новой истерики не будет.
– Прости, что рассказал отцу. Я не знал, что об этом нельзя говорить, – извинился юноша.
– Мне казалось, у нас негласная договоренность: я храню твои секреты, ты – мои, – буркнула я.
– В следующий раз лучше предупреждай: «Это секрет», а то я не понимаю намеков, – выразительные глаза улыбнулись.
Буря миновала, Арий попросил прощения, я пришла в себя. Тогда почему так быстро бьется сердце? Из-за двери вдруг выглянула лохматая голова Руми.
– Долго собираетесь ворковать, голубки? Из-за вас остановили службу.
Детская улыбка парня до конца разрядила обстановку. Руми вышел на крыльцо, придерживая дверь, как дворецкий, который приглашает войти в дом. Позади него приглушенно рычал Абай. Он легонько тянул хозяина за край мантии, будто хотел сказать: «Пошли, не будем им мешать». Да, конечно, Вита, именно об этом и думает собака. Что за фантазии!
– Эрнест сказал, ты будешь сегодня читать последнюю часть проповеди, – сообщил Руми.
Арий вдруг вздрогнул, брови нахмурились, а глаза превратились в щелочки. Было видно, как злость заполняет его тело. Как бы она не захотела выбраться наружу, а то рядом стоим только мы с Руми. Хотя есть еще кирпичная стена. Пусть бьет ее, мне не жалко.
– Я же сказал ему, что не буду этого делать, – прорычал Арий, схватил меня за руку и потащил с крыльца.
Руми кричал что-то нам вслед, но я уже не слышала: храм остался вдали. Только Абай одобряюще гавкнул, или снова мое воображение разыгралось.
***