Камера была совсем небольшая — метра три на три. Вместо одной из стен — решетка из толстых вертикальных прутьев, отделяющая помещение от довольно широкого гулкого коридора. Вдоль каждой из оставшихся трех стен камеры имелись прикрученные к ним нары. Двое заключенных лежали каждый на своей «шконке», когда Стражи притащили Гошу в камеру, и один из зеков, тот, чье место оказалось напротив, сел и стал с интересом разглядывать Гошу. Рядом с нарами Гоши вдобавок имелся «толчок» с трубой вместо бачка, а с противоположной стороны — стальная раковина. Ну, для начала получил место у параши, — усмехнулся Гоша. Кстати, о параше…
Наконец, справив нужду и в процессе едва не закричав «ка-а-а-йф!» на всю тюрьму, он вернулся на свое место и стал ненавязчиво разглядывать сокамерников. Оба на вид — старики, один дряхлее другого. Оба в серых тюремных робах.
— Мир вашему дому, — произнес Гоша.
— И тебе не хворать, — ответил тот, что сидел на своих нарах напротив Гоши, коротко стриженный, но с невероятно густыми бровями и подбородком, сизым от седой щетины. Из-под кустистых бровей на Гошу смотрели два совершенно черных, глубоко посаженных глаза. Второй старик, который лежал на боку на своей «лучшей» шконке у малюсенького окна под потолком, совершенно лысый и невероятно худой, лишь на секунду обернулся, услышав приветствие, кольнул Гошу взглядом и сразу же отвернулся обратно к стене.
— Долго же ты сбрасывал… — усмехнулся первый дед.
— С ночи терпел, — пожал плечами Гоша. — А руки все время были заняты, даже ширинку не мог расстегнуть.
— Мда… Ты кто будешь, особо опасный в пеленках? — ухмыляясь спросил старик, шевеля кустами над глазами и разглядывая странный для тюрьмы прикид нового сокамерника.
— Ги-ор, — ответил Гоша и, подумав, добавил: — Из Тринадцатого.
— Воск, значит, — старик перестал смеяться и как-то печально вздохнул, сомкнув брови. — Ясненько. А я — Та-ри.
Гоша приветственно кивнул.
— А что ясно? — спросил он старика.
— Многовато вас что-то в последнее время гребут. Без роду, без памяти, ничего не знаете, не умеете, читать, писать и то, порой, учить заново приходится.
— Ну, я по крайней мере помню, что учился много чему и довольно серьезно. Хотя читать и правда разучился.
— Хм… И где это ты учился?
— В академии Права, на юрфаке, — на автомате выдал Гоша и тут же прикусил язык. Пойди-объясни теперь, что это и где.
— Академии Права?.. — задумчиво произнес старик, шевеля бровями. — Не слышал о такой. Много разного в Потисе появилось в последнее время…
Гоша промолчал. Вряд ли стоило пытаться объяснять, как все было на самом деле.
— Академии, хе-х, — повторил старик, шевеля густыми бровями. — А ты что же — академик, выходит? — продолжил размышлять вслух старик.
— Ну да. Почти что, — усмехнулся Гоша.
— Ты посмотри на него, Се-пай, — хихикая, опять обратился старик к своему неподвижному соседу. — Образованный смертник нынче пошел… Это на наши-то самые честные выборы Верховного правителя Потиса! Теперь заживем еще лучше!
Старик рассмеялся в голос, но тут же хрипло закашлялся и затих. С чего он взял, что я смертник, когда пожизненное дали? — удивился Гоша, но не подал вида. Другой вопрос показался ему сейчас гораздо более интересным.
— Честные выборы правителя? — заинтересованно спросил Гоша. — Это как? Неужели голосованием большинством голосов граждан?
— Чудак-человек. Голосованием… Скажешь тоже. Турнир и есть выборы.
— Турнир? — Гоша вдруг вспомнил, что Кай-чи рассказывала ему что-то про какой-то большой ежегодный турнир, но он слушал вполуха, любуясь «ангелом во плоти», явившимся ему на площади у каменного «монстра». Постойте-ка… И судья в приговоре упоминал о каком-то турнире-символе чего-то там…
— Это что же, — спросил он старика, — кандидаты дерутся с правителем? Или, быть может, между собой?
— Ты с которой луны свалился?
— Хм… Пожалуй, я свалился с той обалденной розовой галактики на небе. Если не дальше.
— Это со Спирали, что ли? — смеясь, переспросил старик. — Оно и видно. Совсем где-то мозги отбил — таких простых вещей не помнить. Э-хе-хе… Что же мне с тобой делать, воск беспамятный? Ладно…
Старик покачал головой и стал терпеливо объяснять «бестолковому воску» что к чему.
— Претенденты из граждан, допущенные Советом, — обычно их не больше восьми, по числу районов полноправных граждан Потиса, — сражаются со смертниками. А что, я считаю отличная идея. Молодцы, конечно, были предки, соображали что к чему, насчет справедливого Турнира и все такое. Ну, то есть раньше и правда было, вроде как ты сказал. Но это же темный век! А нынешний Верховный добавил в завет справедливости, помянув нашего брата. Ну, а что, разве мы не люди? Смертникам все равно вышка светит, а так хоть польза какая для людей, и даже надежда. И народ сразу видит, есть ли от него толк, от претендента, то есть. Каждый желающий стать Верховным должен победить троих. Если смертников таки победят хотя бы двое, тогда да, как по старинке, бьются между собой.
— И Верховный тоже?
— Что «тоже»? — приподнял веники бровей старик.
— Ну, сражается со смертниками?