Судя по всему, в эмиграции Анастасьев не занимался политикой, полностью посвятив себя области художественного творчества, образования и культурной жизни. Об общественно-политических ориентациях художника-педагога говорит тот факт, что его многогранная деятельность находила отражение в тех харбинских печатных изданиях, которые отмежевались как от правого, так и от левого лагеря эмиграции и стремились быть независимыми, беспартийными, объективными и демократическими. Это были наиболее популярные вечерние газеты «Заря» и «Рупор». Важно отметить, что эти издания придерживались русских патриотических позиций, ратовали за сохранение и развитие русской культуры в Харбине, публиковали произведения русских авторов.
Практически сразу же после приезда в Маньчжурию, летом 1920 г. Анастасьев был приглашен на должность инспектора городских школ Учебного отдела Харбинского общественного управления (ХОУ), а с 1927 г. – управления народного просвещения. Инспектором школ городской управы он остался и после того, как городское самоуправление перешло под китайский контроль. «Китайцы, видимо, оценили по достоинству профессиональные способности и огромный опыт Анастасьева в области народного образования – его не уволили даже после известного советско-китайского конфликта на КВЖД 1929 года», – пишет Н.П. Крадин56
.Помимо административной деятельности Анастасьев постоянно занимается преподавательской работой – в многочисленных частных гимназиях, школах, студиях. Первой в этом ряду стала художественная студия под названием «Лотос» (цветок лотоса – символ красоты в Китае), без упоминания которой не обходится сегодня ни одна публикация о культурной жизни русского Харбина. С ее создания началась история всего художественного образования в городе.
У истоков «Лотоса» стоял ученик Анастасьева по ЕХПШ Холодилов. Эвакуированный в Читу молодой художник был мобилизован в белую армию и работал оформителем фотографических альбомов и театральных декораций. Осенью 1920 г. он оказался в Харбине, встретившись здесь с Каменским и Кичигиным. «В это трудное время, – пишет Мелихов, – велось много разговоров о Китайской Восточной железной дороге и о Харбине; возникло желание от всех происходивших вокруг потрясений уехать туда и пожить спокойной жизнью <…>. Несколько художников – голодные, оборванные – приехали в Харбин. У талантливой молодежи возникла мысль о создании в Харбине собственной художественной школы. Ее открыли – тут же и назвали „Лотос“. Ученики появились сразу, и постепенно их становилось все больше и больше. Школа практически выполняла чрезвычайно важную задачу: пробуждать у детей эмиграции, уже в это трудное время <…> художественные способности. Деятельность расширялась. Встала задача подыскать новое, более просторное помещение»57
.Мелихов подчеркивает, что только с приходом в студию Анастасьева начался подлинный расцвет «Лотоса»: «В коллектив вступил старший коллега, директор Екатеринбургского художественного училища, энергичный В.М. Анастасьев. Он-то и нашел новое пристанище для „Лотоса“ – в только что отстроенном доме Мееровича – Большой проспект, 24а, угол Таможенной, – в просторной, пустующей и заваленной хламом мансарде, которая скоро стала знаменитой <…>. Всю необходимую работу художники взяли на себя: собственными руками очистили помещение, оборудовали студию, художественно оформили ее, создали павильон, начали работать <…>»58
.5 февраля 1922 г. газета «Рупор» сообщила, что в доме Мееровича «приспособилась художественная студия под названием „Лотос“. Группа художников объединилась под руководством Анастасьева <…> и художника-архитектора Бернардацци. Большая светлая комната заставлена мольбертами и декоративными аксессуарами. Представители богемы здесь же и живут. Спят под мольбертами в приятном соседстве масок, черепов и гипсовых торсов. Начались занятия с группой учеников по рисованию. По вечерам устраиваются „кроки“ – наброски с живой натуры в несколько минут <…>. Нет рисовальной школы в Харбине <…> – Может быть, „Лотос“ восполнит этот пробел?»59
.