Академик Владимир Евгеньевич Соколов. Жизнь и научная деятельность в очерках и воспоминаниях

Естественно, ответ был передан B.E. на подпись, чтобы крупным калибром врезать по тем, кто с перьями. B.E. подержал проект ответа в своем видавшем виды портфеле дня три-четыре. И вынес вердикт: письмо переделать полностью, из негативно пренебрежительного сделать уважительно разъяснительным и использовать газету для популяризации научной деятельности Тропцентра и ее важности для науки сегодняшнего дня. Конфликт умер не родившись. Редакция высказала благодарность институту за информацию и обещала прислать своего корреспондента для подготовки статьи о научно-исследовательских работах института в тропическом поясе земли… По-моему, процесс присылки несколько затянулся.

Долго и благородно B.E. решал конфликт по Енисейской биологической станции[2]. Станция, вернее, просто пункт базирования работ биологических экспедиций в тайге в центре пока еще относительно нетронутой сибирской природы, перешла в институт B.E. из ВАСХНИЛа вместе с ее руководителем. Затем она успешно функционировала, достраивалась, дооборудовалась и верно служила всем исследователям института. Но перестройка и здесь вбила клин между нашими людьми. Дело в том, что станция эта очень понравилась немецким ученым для проведения на ней стажировки и практики студентов и аспирантов биологических факультетов некоторых германских университетов. Беседуя как-то с группой вновь прибывших из Германии молодых биологов, направляющихся на Енисейскую станцию, B.E. в несколько извинительной форме рассказывал им, что плохо пока на станции с бытовыми условиями, что воду надо носить из ручья, что дрова надо пилить и колоть, что гостиница там не имеет права так называться, потому что это простые деревенские пятистенки без удобств, и что эти самые удобства есть конечно, но они настолько естественные, что далеко отходить от станции и не требуется. Да и добираться до станции придется на всех видах транспорта, для которых не требуется дороги, т. е. по воздуху, воде и пешечком. Странно, что гости, вместо того чтобы приуныть в ожидании нецивилизованной жизни, обрадовались и заявили, что в этом-то и ценность для них Енисейской станции. Что там можно насладиться близостью к природе, а цивилизации им хватает и в затоптанной и распланированной Европе. Станция, оказывается, имела экспортную стоимость, и как раз из-за нее, т. е. из-за экспортной стоимости, и возник конфликт, так как многие хотели распоряжаться этой самой экспортной стоимостью, естественно, не без учета личных интересов.

Года два вокруг этой станции обтачивались копья у конфликтующих сторон, и у B.E. хватало терпения каждый раз собирать заинтересованные стороны и выслушивать взаимные нападки, читать подметные письма и т. д. А ведь у него было достаточно власти, чтобы этот вопрос решить одним волевым словом.

И снова вспоминаются неофициальные беседы с B.E. Для него вопрос системы обучения оборачивался и личным предметом переживаний, когда вставал вопрос, где и чему учиться его любимому и единственному внуку. Ведь B.E. пытался готовить из внука последователя своих привязанностей, таскал его с детского возраста по экспедициям, привлекал к полевым исследовательским работам биологов, да и в институте он бывал часто и почти на правах члена коллектива сотрудников. BE гордился российской высшей биологической школой и, часто бывая за рубежом и посещая учебные и научные заведения там, считал, что МГУ на голову выше по уровню преподавания, чем аналогичные учебные заведения там, у них.

B.E. знал из первоисточника, т. е. от преподавателей, аспирантов и студентов иностранных университетов и колледжей, о предметах, которые проходят в тамошней системе образования, особенно на факультетах, не относящихся к целевым естественным наукам, и по меньшей мере с удивлением рассказывал нам, что во многих программах нет современной физики, химии, настоящей математики и общей биологии. BE всегда находил веские аргументы, чтобы убедить всех окружающих в преимуществах российской науки и системы образования.

Хотя однажды это ему не очень удалось, может, потому, что аргументы в пользу научного уровня не являются теперь самыми главными. Несколько лет назад B.E. переживал историю с сыном вьетнамского коллеги по Координационному комитету Тропцентра. Тот вьетнамский парнишка блестяще закончил физико-математический факультет МГУ и для продолжения обучения в российской аспирантуре был принят в один из физических институтов РАН. Но вдруг по указанию своего папы этот вьетнамский юноша уезжает для продолжения обучения в Париж. При случае B.E., естественно, спросил своего коллегу о причинах такого недоверия к институту РАН, и коллега со смущением объяснил, что дело не в доверии и что наука в России по-прежнему на высоком уровне, а вот сын у него единственный, а криминал в Москве по отношению к иностранным студентам чрезвычайный, вот, собственно, и вся причина.