Академик Владимир Евгеньевич Соколов. Жизнь и научная деятельность в очерках и воспоминаниях

Ну и, конечно же, на эмоциях большой потери, горя и жалости мы пообещали, что книгу такую в виде сборника заметок и воспоминаний должны написать сотрудники ИПЭЭ, присвоившие себе право считать себя самыми близкими коллегами B.E., его учениками и последователями. Он смог вдохновить нас на преданность общей биологии в любых, самых, казалось бы, безвыходных и безденежных ситуациях, на продолжение исследований, так сказать, на безвозмездной основе, т. е. без каких-либо возможностей получать за свой труд достойную зарплату или хотя бы плату на сдельной основе. Наверное, это от веры в науку в целом, от собственной увлеченности биологией и, конечно, от ответственности за порученное дело перед непререкаемым авторитетом – академиком В. Е. Соколовым. Проработав в институте рядом с B.E. более десяти лет, я тоже стал приверженцем этой науки, хотя до того только и занимался тем, что строил разные объекты, в том числе и в тропических странах, и возмущался, когда через год после завершения построенные из прекрасного соснового пиломатериала жилые домики для советских специалистов в Эфиопии были с большим аппетитом съедены великолепными африканскими термитами, а покрашенные стойкой краской фасады госпиталя в Ханое (СРВ) через три месяца почему-то покрывались несмываемой черной плесенью. Кстати, оба этих, казалось бы, безобидных вопроса были включены академиком в тематику Тропического научно-исследовательского центра в СРВ, которым он бессменно руководил более десяти лет с момента его создания, инициатором которого в значительной степени он же и являлся. Я занимался под его руководством разработкой тематик исследований Тропцентра, важнейшую часть которых уже тогда, почти пятнадцать лет назад, составляли вопросы заражения среды обитания химическими боевыми веществами, примененными американцами во время войны во Вьетнаме для дефолиации лесных массивов – укрытия для патриотических сил вьетнамской народной армии. Отдаленные временем последствия этой акции и, в частности, присутствие диоксиносо-держащих веществ до настоящего времени отражаются (естественно, не в положительном смысле) на состоянии природы зараженных районов и на здоровьи людей, проживающих в этих районах. Я тогда еще уловил его своеобразную ироничную оценку приоритетного рейтинга наук: когда-то во времена Ньютона механика была на подъеме и создавала своими открытиями огромные возможности для борьбы с силами природы, затем появились физики и атомщики, и силы борьбы с природой у человека возросли до опасного уровня. Подключившиеся к этому процессу химики довели природу до состояния беспомощного ягненка, над которым вплотную склонили свои клыкастые пасти механико-физические и химические монстры, не решившие еще, кто из них первый, а может быть, и все вместе, проглотит невинное, естественно сбалансированное создание, называемое планетой Земля, вместе с ее населяющими уж очень умными, а вернее неразумными, существами о двух ногах и при одной голове на тонкой шее. И теперь осталась надежда для этого ягненка только на биологическую науку, и она, и только она сможет исправить развороченное чело нашей невинной планеты и вернуть ее к тому божественному равновесию, которое предусмотрел Всевышний, создавая всякой твари по паре, и вместо Всевышнего (он, по-видимому, в настоящее время занят созданием еще чего-то более сложного) это сделать должна биология, причем самая общая.

В понятие «общая биология» B.E. вкладывал, по-моему, весь смысл существования каждого индивидуума и нашего общества в целом. На примерах жизни других видов, кроме человека разумного, при этом последнее определение все меньше относится к этому самому человеку, когда он начинает проявлять одно из самых важных в природе и биологии качеств, называемое борьбой за существование, B.E. слегка иронически, всего-навсего легкими и неожиданными штришками показывал причину поведения живого организма в том или другом случае интеракции с окружающей средой (да простят меня ученые за околонаучное использование научных терминов).