Ах, Париж!

— Надеюсь, оно произведет фурор, — сказала герцогиня.

— А для мадемуазель Уидон мы приготовим что-нибудь в стиле «юной девушки», — закончил месье Ворт.

— Именно такой стиль я и хотела, — согласилась герцогиня.

Подобно кораблю на всех парусах, она величаво выплыла из комнаты. Гардения последовала за ней, косясь на свое отражение в зеркалах, вся дрожащая, с трудом сознающая, что это юное элегантное создание с тонкой талией и плотно облегающим корсажем — она сама. Внизу, когда они подходили к двери, она остановилась, чтобы пожать руку месье Ворту.

— Спасибо, большое спасибо, месье Ворт, — еще раз повторила Гардения. — Даже не знаю, как выразить вам свою признательность.

— Я просто хочу, чтобы вы всегда оставались такой очаровательной, как платье, которое я отошлю вам, — ответил месье Ворт. Это замечание удивило Гардению, и она с недоумением посмотрела на него. — Париж может испортить человека. Не дайте себя испортить, — пояснил портной. — Помните, одежда, как бы шикарна она ни была, только оболочка. Я не имею возможности переделать или вновь создать самого человека.

Гардения догадалась, что у него были какие-то причины так говорить, к тому же его голос звучал очень тихо, так, чтобы тетушка, уже вышедшая на улицу, не услышала.

— Я запомню, — ответила Гардения, — и еще раз спасибо вам.

— Да поможет вам бог, — тихо пробормотал он вслед Гардении, бросившейся догонять тетушку.

Девушке трудно было объяснить себе, почему последние слова месье Ворта в некоторой степени испортили хорошее настроение, царившее в ее душе с того момента, когда она надела новое платье. Теперь будущее пугало ее. Возможно, приемы не будут такими уж веселыми. Возможно, не так уж легко, как кажется, будет угодить тете Лили, делать то, что та потребует. Гардения не понимала, что угнетало ее. Она только ощущала грусть вместо возбуждения.

В машине тетя Лили откинулась на подушки и прикрыла глаза.

— На самом деле мы никуда не собираемся, — сказала она, — просто я знала, что он никогда не отстанет и мы не сможем отвязаться, если я не сошлюсь на встречу. Жан Ворт полагает, что весь мир вращается вокруг его салона. Он не очень ошибается, но покупка одежды такая утомительная штука.

— Какой же он молодец, что так быстро сделал мне платье, — заметила Гардения.

— Он никогда не может устоять против чего-то нового: нового лица, нового приема, нового состязания — вот образ его мышления, — объяснила герцогиня. — А теперь сядь прямо, Гардения, и оглядись. Ты должна запоминать всех, кто в это время дня прогуливается по Елисейским Полям. Мы поедем медленно, и я хочу, чтобы они увидели тебя.

Герцогиня взяла приделанную сбоку к сиденью переговорную трубку и по-французски приказала шоферу ехать медленнее. По всей видимости, он давно привык к подобным приказам. Они так медленно продвигались вдоль тротуара, что могли разговаривать с прохожими, которым легко удавалось поспевать за машиной. Герцогиня опустила стекло, и вскоре Гардении стало казаться, что она знает всех.

На улице можно было увидеть дам в летних платьях и с кружевными зонтиками. Дамы сидели под деревьями и разговаривали с мужчинами, одетыми в брюки с боковыми складками, которые ввел в моду король Эдуард. Мужчин украшали широкие атласные галстуки, заколотые булавками с драгоценными камнями.

Гардения заметила, что все обращали внимание на ее тетушку, а несколько человек кивнули в знак приветствия, совершенно явно приглашая ее присоединиться к ним.

— Новое лицо в Париже — всегда событие, но я не намерена удовлетворять их любопытство сейчас. Они наперегонки бросятся ко мне в гости завтра вечером.

— У вас приемы каждый вечер? — спросила Гардения, вспомнив замечание экономки.

— Не каждый вечер, — ответила герцогиня. — В начале недели большинство уезжает, поэтому по понедельникам и вторникам я не принимаю, а в среду, пятницу и субботу я всегда рада видеть своих друзей.

— А как сегодня? — спросила Гардения.

— Сегодня я устраиваю ужин для узкого круга, — сообщила герцогиня, — а потом мы отправимся к «Максиму». Но только не ты, моя дорогая девочка. Ты должна будешь лечь спать. Это неподобающее место для юной девушки.

— Как жаль! — воскликнула Гардения. — Я много слышала о «Максиме». Там весело, да и в «Веселой вдове» поют песню об этом ресторане.

— Полагаю, даже в «Веселой вдове» они ясно дали понять, что это не место для девушки.

— Естественно, я не видела оперетту, — сказала Гардения. — Но в газетах печатали ноты, и мама наигрывала музыку оттуда на пианино. Вы помните, как замечательно она играла?

— А ты играешь? — поинтересовалась герцогиня.

— Немного, — ответила Гардения, — но не так хорошо, как мама. Хотите, я поиграю вам?

— Как-нибудь, когда мы будем одни, — поспешно проговорила герцогиня. — В Париже, в противоположность Англии, не интересуются любительскими концертами после ужина.

— Я не настолько самонадеянна, чтобы считать себя способной играть для ваших друзей, — возразила Гардения. — Просто мама говорила, что моя игра очень успокаивала ее, когда ее мучила головная боль, да и папе нравилось.