Ах, Париж!

И опять она бросила на него призывный взгляд из-под ресниц. Он не отвечал, и Генриетта снова надулась. Она поднялась и подошла к туалетному столику. Каждое ее движение было исполнено грации. Ее тело было гибким и прекрасным, как у молодой тигрицы. Она стояла и рассматривала себя в зеркало, отмечая, что изумруды подчеркивают не только белизну ее кожи, но и великолепный медный оттенок ее рыжих волос. Она подняла руки и вынула шпильки. Медно-золотой водопад низвергся ей на плечи, на спину, окутав ее сверкающим покрывалом.

Лорд Харткорт лежал на подушках и с циничным выражением наблюдал за ней. Потом он тихо проговорил:

— Твои методы, моя дорогая Генриетта, крайне примитивны. Ну ладно, можешь получить свое ожерелье.

— Могу? — Обиженное выражение исчезло. Какое-то время она стояла с протянутыми к любовнику руками, а затем бросилась к нему — сверкающая, полная жизни белокожая красавица в блеске изумрудов и огненном ореоле. Он почувствовал прикосновение ее мягких, шелковистых волос, ощутил ласку ее губ и рук. — Ты замечателен. Спасибо большое! Я так счастлива, очень, очень счастлива!

Возвращаясь позже в посольство, лорд Харткорт думал о том, как легко доставлять удовольствие, когда дело касается только денег. Наверняка друзья назовут его расточительным и будут завидовать тому, что он обладает самой эффектной и самой известной в Париже дамой полусвета. Интересно, размышлял он, почему же при всем при этом он чувствовал себя всегда немного угнетенным, когда уезжал от Генриетты. Она развлекала его, она была очаровательна, она обладала всеми необходимыми любовнице качествами: возбуждала и была непередаваемо привлекательна. Но почему же тогда, спрашивал себя лорд Харткорт, его не покидало ощущение, что чего-то не хватает? Чего-то, что обязательно должно было бы присутствовать в их отношениях.

В его жизни было очень много женщин, но ни с одной из них он не испытывал такого удовольствия, как с Генриеттой. Надо признать, в своем ремесле она достигла высот. Лорд Харткорт знал, что она была права, утверждая, что другие мужчины горят желанием занять его место, если их связь закончится. Однако он сомневался, что она решится на разрыв: он дал ей прекрасный дом, машину, слуг, он оплачивал ее счета, выходившие за рамки тех сумм, которые любой другой мужчина рассчитывал истратить на свою любовницу, он оплачивал их безропотно. Он также покупал ей изумительные украшения.

Дамы полусвета, как говорил Берти, становятся все более требовательными по отношению к тем, кому они дарят свою благосклонность. Но Генриетта в отличие от других по крайней мере проявляла благодарность, к тому же, несмотря на то что ее запросы были чрезмерными, она предъявляла свои требования с таким искусством, что сделка не уязвляла его гордости. И в то же время лорд Харткорт понимал, что их отношения не приносят ему удовлетворения. Чего же он хотел, спрашивал он себя.

Машина выехала на Елисейские Поля, и он принялся оценивающе разглядывать элегантную публику, все еще прогуливавшуюся под каштанами, хотя время свиданий, которые принято было назначать с пяти до семи, уже прошло и близился ужин.

«Чего я хочу?» — в сотый раз задавал он себе один и тот же вопрос. Он с большой неохотой пообещал Генриетте заехать за ней после ужина у посла и отвезти ее к «Максиму». Вечера у «Максима» по пятницам стали уже приедаться. Очарование и волнение, вызванные новизной ощущений, развеиваются, когда знаешь, что увидишь там те же лица, услышишь тот же смех, будешь есть те же блюда и смеяться тем же шуткам.

«Действительно, я слишком мрачно смотрю на вещи!» — сказал себе лорд Харткорт.

Он вылез из машины и направился к широким мраморным ступеням британского посольства.

— Господин Каннингэм ожидает вашу светлость, — сообщил ему дворецкий.

— Где он? — спросил лорд Харткорт.

— Господин Каннингэм поднялся в комнату вашей светлости.

— Прекрасно, — проговорил лорд Харткорт. — В котором часу ужин, Джарвис?

— В восемь, милорд. У вас еще ровно сорок минут.

— Спасибо, — поблагодарил его лорд Харткорт. — Надо сегодня надевать регалии?

— Сегодня у нас ужинает султан Марокко, милорд. Я дал указания вашему камердинеру, какие регалии надеть.

— Спасибо, — еще раз поблагодарил его лорд Харткорт.

Разговор был совершенно ненужным, думал он, поднимаясь в свои комнаты. Его камердинер служил у него уже пять лет и редко ошибался.

Лорд Харткорт вошел в гостиную и увидел там Бертрама, который лежал на диване, закинув ноги на стул, и читал газету.

— Привет, Вейн. — Он даже не сделал попытки встать. — Я хотел видеть тебя.

— А я не хочу видеть тебя, — ответил лорд Харткорт. — Я хочу принять ванну, а потом у меня официальный прием, и мне придется быть внизу самое позднее без десяти восемь.

— У тебя есть время, — заверил его Берти. — Я хочу тебе кое-что показать.

Он поднялся и достал из кармана письмо.

— Прочти мне его, — попросил лорд Харткорт, открывая дверь в спальню. — Я не имею права опаздывать. У сэра Джеймса будет удар, если к приезду гостей мы не будем стоять в холле как мебель. Что там в письме, от кого оно?