Ах, война, что ты сделала...

Утром в комнату ворвалась разъяренная заместитель директора техникума по воспитательной работе Кудряшова Любовь Филипповна. Она была уже в курсе произошедшего и, ругая нас, искала следы компромата. И когда, подняв матрас моей постели, обнаружила под ним мои кожаные перчатки, обильно замазанные кровью, повела нас к директору техникума.

Здесь были уже и «потерпевшие». Выглядели они на удивление кроткими, тихими. От вчерашнего хамства и апломба ничего не осталось. Самые настоящие «образцово-показательные» мальчики. Самое неприятное в этой истории было то, что у одного из наших вчерашних противников оказалась сломана челюсть. Были короткие беседы у директора техникума Н. Ремишевского, заведующего отделением А. Аникина. Стыдно было смотреть в глаза нашей уважаемой всеми классной руководительницы Галины Васильевны Десятовой, слушать такие правильные, но уже бесполезные и очень запоздалые слова. Что частично виноваты, мы понимали и сами, но хотелось справедливости и прощения. Но ничего этого не было, хотя многие студенты осуждали не только нас, но и наших недругов. До самого последнего момента не верилось, что можно лишиться права на защиту заветного диплома, перечеркнуть годы учебы. Хотелось надеяться, что кто-то разберется, все получат по заслугам и истина восторжествует. Но… Самый первый, тяжелый и горький урок несправедливости я получил именно тогда.

После суда и отчисления на некоторые вещи у меня открылись глаза. Те, кто подталкивал нас на драку и фамилии которых мы не назвали как соучастников инцидента, облегченно вздохнули: «пронесло». Некоторых из реальных участников той заварушки мы не назвали и они тоже благополучно защитили дипломы. Ну а наши судьбы уже никого не волновали. Я вернулся домой, увидел жену с маленькой крошкой на руках, услышал радостные поздравления по случаю окончания техникума…

Уж лучше бы смерть, и не видеть этих удивленных и плачущих глаз! Язык, словно деревянный. Отчим, Ефрем Давыдович Бакалов, который очень гордился, что я учился в политехническом, и ждал меня как дипломированного специалиста, узнав о случившемся, сказал: «Сволочь безмозглая!» В чем-то он был прав. Если в голове своих мозгов не хватает и ты, как флюгер, с кого же спрашивать, кого обвинять?

Это наказание изменило всю мою жизнь. Описать все, что я в связи с этим пережил, невозможно. Казалось, жизнь поставила на мне клеймо из никогда не смывающейся краски: «Ты — негодяй, подонок, и ничего из тебя путного уже не получится, и твой удел катиться вниз. Ну а там, как повезет!»

Появилась неуверенность в себе. Какой-то постоянный страх сжимал сердце. Стал избегать конфликтных ситуаций, не обращать внимания на хамство, грубость. Понимал, что мог спокойно расправиться со своим обидчиками, но боялся бить. За четыре года занятий боксом и уличных драк была сломана не одна челюсть, а последняя — будто руки укоротила.

В ноябре 1972 года был призван в ряды Вооруженных Сил. Перед отправкой зашел в техникум, потом в общежитие, где когда-то жил. Уже покидая его, спускались с другом по лестнице, навстречу — толпа, человек 6–7 студентов-заочников. Они поднимались по нашей стороне и уступать нам дорогу не собирались.

— Мужики, у нас же правостороннее движение. Мы идем по своей стороне, какие проблемы? — миролюбиво обратился я к ним.

— Ты, щенок, еще учить нас вздумал?

— Ладно, не будем ругаться, мы обойдем вас сами.

Но мы уже стояли в плотном кольце парней, гораздо старше нас по возрасту, которым нужен был повод для конфликта и острых ощущений. На нас посыпались удары. Хотелось разойтись мирно, но опять не получилось. Сначала мы просто уклонялись от ударов, потом тоже стали бить. К тому времени мы с другом уже давно имели первые разряды по боксу, прошли хорошие уличные «университеты», и эти ублюдки, несмотря на их численное превосходство, не внушали нам никакого опасения — такие сильны только толпой. Не хотелось драки, тем более в стенах общежития родного техникума, из которого меня полгода назад как выгнали за это же самое. Повтора не хотелось, но он случился. Некоторые из наших врагов уже лежали на лестничной площадке, другие еще сопротивлялись.

— Синельников, это снова ты? Тюрьма по тебе плачет! Держите их! — Словно из-под земли, неожиданно появилась комендант общежития Лидия Тарасовна, гроза всех общежитских парней.

— Сволочи! — утирая разбитую губу, со злостью выговорил я, сбив с ног самого последнего и наиболее агрессивного обидчика.

— Держите их! — истерично кричала комендант. Но никого поблизости не было.

Воспользовавшись моментом, мы вырвались из общежития и пошли к военкомату. На душе было очень скверно: «Сейчас опять разнесутся слухи по техникуму, что я организовал драку. Шел в общежитие с благими намерениями и снова вляпался в такую ерунду. Да, нас выгнали, но, видимо, еще остались подонки, которых тоже надо гнать, и чем быстрее, тем лучше. Наш пример никого ничему не научил!»