Ах, за речкой-рекою… (сборник поэзии)

О Эскалона, красное вино!

* * *

Кончита:

Я смущаюсь!

1-й репортер:

Сеньорита!

Дело будет шито-крыто,

Все тип-топ, крутое шоу…

Кончита:

Я стесняюсь!

2-й репортер:

Хорошо же!

У стеснительных красоток

Рейтинг крепкий и высокий!

Кончита:

(с подозрением)

Рейтинг?

3-й репортер:

Есть такая штука,

Без неё не жизнь, а мука,

Если ты умом не вышел,

Рейтинг подними повыше,

Если ты урод порою,

Рейтинг пусть стоит горою…

Как у нашего поэта

С этим делом?

Кончита:

Дело это

У него стоит покамест,

Если помогать руками…

Репортеры:

Мы поможем! Мы подскажем!

Мы и снимем, и намажем,

И поддержим, и направим,

И ускорим, и восславим,

Воплотим и в сталь, и в камень,

Языком, душой, руками,

Завернем и в шелк, и в ситец –

Только, детка, согласитесь!

Кончита:

(решается)

Ах, теряю честь свою!

Что же дать вам?

Репортеры:

Интервью!

* * *

Секретарь:

(докладывает)

Три тысячи храбрейших храбрецов,

И всяк горой стоит за Федерико!

Герцог:

(озабоченно)

А что маркиз? Каков его отряд?

Секретарь:

Три тысячи подлейших подлецов,

И каждый рот уже раскрыл для крика!

Едва в мерзавца влепим мы заряд,

А шпагою добавим, вне сомнений,

Он завопит от ярких впечатлений,

Чтоб замолчать навеки…

Герцог:

Очень рад

Такому боевитому настрою.

А что же наши воины?

Секретарь:

Не скрою,

Их рты нередко изрыгают брань,

Но эта брань бесчестит вражью дрянь,

А значит, все ругательства – молитвы,

Звучащие в канун великой битвы!

Герцог:

Пожалуй, и маркизовы орлы

Для нас немало припасли хулы…

Секретарь:

(с пренебрежением)

О, их хула – весенний теплый дождь!

Ты от врага лихих проклятий ждешь,

Ты жаждешь брани искренней и длинной,

Но если враг – дикарь и сумасброд,

Он грязной чушью наполняет рот,

Как рыночный дурак – размокшей глиной,

И пусть наш враг ретив, свиреп и зол,

Он сплюнет грязь себе же на камзол!

Герцог:

Отличный образ! Вы случайно…

Секретарь:

Да!

Поклонник я сеньора Федерико,

И сам себе шепчу порою: «Ври-ка!

Изящней ври! Изысканнее ври!»

И сразу все сжимается внутри,

И я уж не чиновник, а поэт,

И я…

Герцог:

Так вы сейчас соврали?

Секретарь:

Нет!

Мой принц, пусть враг вонзит в меня ножи,

Когда я вам скажу хоть слово лжи!

Герцог:

Похвально!

Значит, воинства равны,

Коль не глядеть с моральной стороны.

Я – идеал, а враг мой – плут и враль,

Такая вот расхожая мораль

Готова, лишь заполучив реал,

Лечь под любой настырный идеал.

При равных силах будет равным спор…

А кто у нас в союзниках?

Секретарь:

Сеньор!

За нас взвод академиков горой,

С Хиззаца политический герой,

Полк репортеров, блиц-канал вестей,

Продюсер «Ойкумены новостей»,

Филологов четырнадцать колонн,

Ведущих телешоу батальон,

Еще правозащитников орда,

Не знающих пощады и стыда,

Сто либералов с десяти планет,

Шесть демонстраций плюс один пикет,

Петиция в защиту – сущий бред,

Но два мильярда «да» и сотня «нет»!

С такой армадой мы уже, вот-вот,

Дорога нас ведет…

Герцог:

(удрученно)

На эшафот!

* * *

Маркиз:

(расхаживая по комнате)

Черт побери! Эта дрянь меня сводит с ума!

Заперся в доме и носу наружу не кажет…

Штурмом взять дом?

Так кругом щелкоперишек тьма,

Снимут, запишут и всей Ойкумене расскажут:

Вот, дикий варвар штурмует поэтов дома,

Вот, кутерьма,

Вот, мракобес, враг прогресса, бездарность – и даже

Вредность сама!

Я-то рассчитывал с герцогским войском сойтись,

А не безгласным скотом на лужайке пастись,

Глядя, как чертов поэт

Нас на весь свет

Кроет, честит – и молчит! О, ему не спастись!

Я бы прибил борзописца,

Только нельзя торопиться —

Мне ли потом в новостях, словно кляче, плестись?

Честно сказать, размышляю я снова и снова:

Может быть, дать отступного?

Может быть, стыд проглотить?

Денег ему заплатить?

К дому прислать табачку и вина, и съестного –

Кушайте, пейте, поэт…

Нет!

Гранд Эскалоны я, и не желаю иного,

Гранд Эскалоны, и месть – мой завет и ответ!

Я не прощаю обид,

Зол и сердит,

Мыслю – пожалуй, отыщется ловкий бандит,

Влезет в окошко к мерзавцу, желая дурного,

Острым кинжалом под ребра его наградит!

Так, чтобы я ни при чем,

Так, чтоб другой – палачом,

Чтобы на кладбище я постоял, удручен:

Мол, сожалею…

Гляди, Ойкумена, гляди!

Кто тут в грехах, будто угольщик в саже?

Чьи добродетели можно собрать в закрома?

Черт побери!

Эта дрянь меня сводит с ума!

Заперся в доме и носу наружу не кажет…

* * *

Кардинал-советник:

Сын мой, я вызвал вас тайно. Считаете, странно?

Вовсе не странно! Как честную Божью овцу,

Зная вас…

Санчо:

Падре, уж лучше скажите «барана» —

Божьим бараном мужчине быть больше к лицу!

Кардинал-советник:

Сын мой, оставим крестьянам пастушьи сравненья!

Вы – горожанин, торговец. Считай, вы – народ!

Санчо:

(подбоченясь)

Да, я народ! Я – народный народ, без сомненья!

Трижды народный народ!

Кардинал-советник:

И народное мненье

Мне интересно узнать, так сказать, тет-а-тет.

Друг ваш – поэт…

Санчо:

Да, поэт!

Кардинал-советник:

Вы – поэта сосед,

Значит, культурная личность, знаток, театрал….

В курсе ли вы, что есть мнимо счастливый финал?

Санчо:

Ясное дело! Представьте, что вы у ней дома,

Дело дошло… Ну, короче, дошло! Крепче лома

Ваш…

Кардинал-советник:

Да, я понял.

Санчо:

И в самом финальном конце

Вы понимаете: дело не в нем, подлеце,

Дело-то в ней!

Кардинал-советник:

Я не понял.

Санчо: