Приближался вечеръ. Тэкинская кавалерія насдала, съ разныхъ сторонъ все тсне и тсне. Орудія поминутно снимались съ передковъ, удерживая натискъ картечью. Въ ходъ пошли уже сосредоточенные залпы.
Свистъ пуль, косившихъ по всмъ направленіямъ, грохотъ ружей и орудій, веселый маршъ ширванцевъ, съ дружнымъ хоромъ псенниковъ, — все это вмст возбуждало какое-то опьяненіе… Генералъ Скобелевъ находился безотлучно въ цпи.
Наступила ночь.
Блесоватый свтъ луны, освщая мстность, обманчиво сокращалъ разстояніе. Отрядъ стройно, какъ на маневрахъ, окруженный, облаками порохового дыма, подвигался къ опорному бивуаку. Вдругъ стемнло и все неожиданно, погрузилось въ глубокій мракъ, будто провалилось въ исполинскую бездну и замерло въ гробовомъ молчаніи. Прошло нсколько мгновеній… могильная тишина смнилась бшеными порывами вихря, закружившаго въ песчаный смерчъ все: лошади въ ужас рванулись, въ стороны, люди перемщались… Это было лунное затмніе…
… Опять звуки ширванскаго марша, снова хоръ псенниковъ, но ужъ безъ акомпанемента ружейнаго грохота. Вдали замерцали огни — это сигнальные костры изъ сексаула, разставленные Гайдаровымъ впереди Самурскаго укрпленія, куда скоро пришелъ и отрядъ.
Раненыхъ, числомъ 23, помстили въ лазаретъ. Надъ убитыми поставили караулъ и на другой день, съ похороннымъ маршемъ, опустили ихъ въ могилы, до которыхъ несли поперемнно генералъ Скобелевъ, вмст съ солдатами.
Рекогносцировка достаточно убдила, что непріятель не иметъ намренія упорно оборонять кишлакъ Янги-Кала, а сосредоточиваетъ центръ своего сопротивленія въ крпости Геокъ-Тэпе и что численность его превышаетъ 25,000.
ГЛАВА ХV
Время ршительньіхъ дйствій приближалось. Войска прибывали съ каждымъ днёмъ. Приходили и верблюжьи транспорты съ довольствіемъ. Подъхали также различныя части полеваго управленія: казначейство; почта, контроль и т. п. Впослдствіи многіе изъ нихъ неоднократно каялись, зачмъ только понесла ихъ нелегкая въ Закаспійскій край. Появились маркитанты съ лавченкамм и нсколько персовъ, спеціально занимавшихся приготовленіемъ мучныхъ лепешекъ на бараньемъ сал, которыя у нихъ моментально разбирались. Словомъ, лагерь сталъ какъ-то проникаться духомъ мирныхъ гражданъ.
Кто-то изъ очень запасливыхъ гражданскихъ чиновъ прихватилъ съ собою изъ Бами даже ломберный столъ, что дало возможность устраивать винтъ… Однако, этому невинному развлеченію пришлось существовать не долго, благодаря сильной назойливости тэкинскихъ наздниковъ, которые, въ одну изъ ночей, произвели такую шумную демонстрацію на лагерь, пробивъ въ немъ пулями верхушки нсколькихъ юломеекъ, что на другой день нельзя уже было узнать веселыхъ "самурскихъ" гражданъ. Оживленіе куда-то исчезло и на лицахъ явилась озабоченность. Нкоторые стали поспшно переноситъ свои юломейки вплотную къ стнамъ или-же втискивали ихъ между кулями съ овсомъ, пытливо осматривая при этомъ новое положеніе своего обиталища съ окружающей мстностью. Посл этой злополучной ночи, составленіе партіи въ винтъ встрчало большія затрудненія, а если и устраивалось, то съ наступленіемъ темноты, когда требовались свчи, игра быстро прекращалась, во избжаніе привлечь на огонъ зоркіе глаза тэкинцевъ.
Было бы, однако, несправедливо сказать, чтобы уже вс гражданскіе чины выказывали такую щепетильную озабоченность о своихъ особахъ. Между ними находились и мене заботливые. Напримръ, одинъ изъ чиновниковъ, обладавшій штуцеромъ и большимъ запасомъ коньяку, имлъ такую безмятежную наружность "широкой русской натуры", и разсказы его о русско-турецкой войн, гд онъ былъ не только очевидцемъ, но зачастую и участникомъ, были полны такихъ ужасовъ, что, казалось, для него еще не создана та опасность, которая могла бы родить не. только чувство страха, но и даже просто ощущеніе неловкости.
"Погодите, господа, это что еще; даже не цвточки, а только листья, а вотъ какъ пойдутъ ягоды — вотъ когда, вы затанцуете. Я уже много и видалъ, и слышалъ, и Скобелева знаю хорошо", — говаривалъ не разъ "чиновникъ со штуцеромъ" въ кругу гражданскихъ обывателей, у которыхъ, несмотря на вытянутыя и печальныя физіономіи, появлялась саркастическая улыбка, точно они сомнваются въ правдивости разсказчика и давно привыкли къ его разглагольствованіямъ.