— Если не пришли до сих пор — хвала Заступнице — вряд ли уже сунутся. Наверное, пытаются убежать подальше. Асума будет искать их. Он знает про монастырь, обещал и сюда прислать воинов, — поспешил Лиани успокоить собравшихся. — Мы шли кружным путем, долго, а отряд Сосновой уже должен вот-вот подоспеть.
Нээле прислушалась к своим ощущениям — нет, кажется, он говорит то, что думает, не пытается никого успокоить пустыми словами. Хотя… с одними словами он не пришел бы, всеми правдами и неправдами добыл бы защитников или постарался убедить всех жителей Эн-Хо уйти. И ведь сумел бы. Это у нее не получилось недавно — удержать…
Странно жизнь повернулась. Теперь наконец он свободен, и не связан ничем…
Наконец они остались наедине, пошли прочь со двора, забрели в пустующую мастерскую, где раньше делали краски. Лиани вновь заговорил про чужих солдат; это и впрямь было самое важное, но девушку это все же слегка огорчило. Сейчас ей хотелось слышать о нем самом, и она стала спрашивать, но как-то незаметно оказалось, что вопросы задает уже он.
Нээле отвечала охотней, чем Лиани, и не удивлялась его нежеланию говорить. Окажись она в сожженной крепости, вообще бы слова не произнесла еще долго. Самой же Нээле в эти недели… пару дней страха да ночь под дождем, вот и все. Даже молитвы во спасение Сосновой не в счет, тут и без нее хватает тех, кто куда ближе к Небу.
— У нас теперь уже не голодно, — оживлено говорила она. — Плодов еще нет, конечно, но уже растут съедобные клубни.
…И ртов стало меньше, и часть ушедших погибла, но об этом не надо сейчас.
— А еще поселился человек, он отлично ставит ловушки для рыбы. Монахи же ее никогда не ловят, но не запрещают другим. Я научилась варить суп. Думала, буду здесь жить одними молитвами, а научилась готовить, правда, смешно?
Нээле видела — скорее, ощущала, — что Лиани разглядывает ее украдкой, и сама занималась тем же. Уже в третий раз неожиданно встречала его, и каждый из них молодой человек выглядел для нее по-новому.
Уже ничего не осталось от того юноши из земельной стражи, со светлой улыбкой говорившего про волшебных созданий. Хотя едва ли год прошел с первой встречи, и чертами он изменился не сильно, мечтательности — то восторженной, то грустной — не стало вовсе. Появилась тихая скрытая ярость; вряд ли сейчас чувствовала бы себя с ним так спокойно и свободно, укради он ее как давешней весной. И не потому, что для нее угроза, просто не сравнить шелк и бронзу, хотя оба переливаются. Безобидным он больше не выглядел.
Зимой кинулась ему на шею, а сейчас опасалась случайно коснуться.
Но то ли виной тому жизнь при храме — хотя народу тут было всяко больше, чем в мастерской вышивальщиц, то ли еще что, но сердце как-то подозрительно ёкнуло. Что-то в Лиани появилось и новое-притягательное. Неужто это от войны след, и привлекательны те, кто сражался и убивал?
Глава 8
Последний месяц весны, проведенный в Срединной — зря потраченное время. Даже в богатых, утопающих в зелени кварталах Осорэи пыльно и душно, а уж тут… Суро предпочел бы не покидать загородное поместье возле реки, смотреть на цветение слив и глициний, и, разумеется, жить в комнатах, обставленных по его вкусу, а не по солдатскому.
Асума, хоть командир третьей ступени, в душе явно оставался простым солдафоном, которому для сна довольно деревянной лавки, спасибо хоть не голой земли.
Хотя ради дела можно и потерпеть. В конце концов, он еще не стар, чтобы удобство предпочитать действию.
Срединная была взята на удивление успешно, сами Небеса благоволили им. Если бы еще не эта девочка, дочь покойного Тори! Кой демон ее сюда принес, месяц жила себе спокойно под материнским крылышком, уже весь город поговаривал, что брак неудачен!
С ней было не совсем понятно, что делать. Всего-то девочка — но старшая дочь. Однако главенство перешло к другой ветви — и все-таки кровь одна. И замужество это клятое. Ругал себя за то, что, занятый подготовкой переворота, не разузнал, как к этому браку отнесся Кайоши Аэмара.
Не исключено, что она отрезанный ломоть, и хоть бы погибла здесь, никого из Аэмара это не взволновало бы — но столь же вероятно, что за нее этот ослабевший после смерти хитрого тритона, но все еще сильный Дом станет стеной.
Суро потянулся в жестком кресле, тщетно пытаясь устроиться поудобней. За окно, возле которого сидел, старался не смотреть — широченный каменный двор наводил тоску. А младший сын, кажется, и не замечает разницы — что тут, что дома. Сейчас во дворе толкует с командирами о чем-то. Порой с ним сложней, чем с Макори — слишком себе на уме, хоть внешне сама почтительность.
Слуга за дверью охнул в голос, и тут же отворилась дверная створка — так, без доклада, отпихнув коридорного, могли себе позволить зайти только Атога и Шимара. Первый был занят. Значит, второй — желчный, непочтительный, зато умный. Только простаки считают, что Суро больше всего ценит раболепие…
Хмурый, Шимара не поклонился — скорее кивнул, и, чуть сгорбившись, опустился на табурет рядом с креслом Суро.