Что до нежити, раньше Лиани, верно, тоже бы проявлял любопытство. Но теперь не мог. Это существо отказалось от жизни, чтобы стать убийцей. А на смерти он уже насмотрелся.
Ястреб вынырнул из-под мохнатых игольчатых лап, никого не поймав. Он выглядел разочарованным.
— Я все же боюсь, мы просто теряем время, — сказал молодой человек, следивший за птицей. — Женщина и вправду может быть где-то неподалеку, я верю в его чутье, но Энори… тори-ай надо найти жену, вот и все. А потом они вдвоем на нас набросятся.
— Некие беженцы рассказали о странных смертях в войске генерала, еще когда тот стоял у крепости Трех Дочерей, — ответил монах. — Похоже на наших зубастых друзей. Но дело в том, что тори-ай не выносят толпу, и не стали бы сами охотиться посреди войска. Разве что отлавливать припоздавших одиночек. Если Энори был там и велел это делать… он же привел отряд, его знали рухэй. И теперь следы его и ее оказываются возле Сосновой! Многовато для простого вымысла и совпадений. А что мало способных вызвать душу из небытия, тебе уже объясняли.
— Как и про амулет-коори, — откликнулся юноша, глядя на змеистые трещинки в углях. — Я помню, но все равно не могу поверить. Кажется, мы просто возвращаемся в уже мирную крепость, а враги где-то совсем в другом месте…
— Проверить-то нужно, даже если не веришь. А поскольку всю провинцию мы никак не обыщем, надо с чего-то начать.
Лиани покосился на спутника:
— Ты уже порой и говоришь не как положено, душа твоя не в Эн-Хо. Почему не ушел, как хотел? Не оставил монашество? Только из-за просьб святых братьев?
— Да вот как-то… как-то вот так, — развел тот руками.
— Вряд ли ты один знаешь горы. Я бы и с другим пошел, и тори-ай пришлось бы его слушаться.
— Уф… ну, давай честно, — сказал брат Унно, сев прямо, и лицо его стало, словно на суде отвечать готовился. — Ты уже и сам, наверное, понял… Человек я любознательный, это верно — слишком, по мнению братьев. Только — если мы и впрямь цели достигнем — я постараюсь и тебя вытащить. Может, и не смогу, но стараться буду изо всех сил. Но уж и ты изволь меня слушаться. А другой кто… они тебя уже похоронили. Им главное сделать дело. Только равнодушными или жестокими их не считай, так уж сложилось — или пытаешься видеть мир в целости, и тогда все мы песчинки, или каждой песчинке имя даешь, и тогда в святых стенах нечего делать.
И, повеселев, добавил:
— А к тори-ай ты так зря, он и впрямь немного к тебе привязался, у недостойного брата и мысли не было, что они на это способны. Видно, ты слишком удобным орудием был в мести его за жену… вот он и привык тебя спасать, тем более столько возможностей! Влипаешь ты вечно…
**
Легкая, в тенях почти незримая, невысокая женщина бесшумно бродила вокруг крепости Сосновой, ловко таясь от караулов. Даже в темноте она различала движение крови под кожей, чуяла ее запах, это пьянило и вызывало острый голод. А ведь не так давно она получила много, и долго еще могла оставаться без пищи. Но столько добычи было вокруг… бери без труда, вон того молодого солдата ухватить за шею и втянуть в заросли — его даже не сразу хватятся, так она быстра и ловка.
Луна была особенно яркой сегодня. Свет переливался на лаке и камнях гребня и заколок, но заметившие его подумали бы только о светлячках.
Поохотиться ей хотелось, но она боялась, помнила о запрете — не хотела оказаться запечатанной в гребне на долгое время. И не том, что был у нее в волосах, а том, к которому не могла прикоснуться.
Совсем рядом с деревом, за которым она таилась, прошли дозорные, обходящие крепость с запада. Они переговаривались чуть слышно, но для нее это была беседа в полный голос. Тело ее напряглось… нет, ничего не произошло. Люди ушли, не зная, как им повезло — она готова была нарушить запрет. Но отвлеклась; не учуяла, а скорее угадала знакомый след, замерла, прижимая руки к груди, потом заспешила, пытаясь понять, не обманулась ли.
Не обманулась, теперь четко могла бы сказать — муж ее недавно был здесь, возле крепости. Он выходил из вещи-хранителя, здесь, под самыми стенами. А потом след уходил к северу…
Она позабыла про вещь, державшую ее саму. Готова была кинуться про следу прямо сейчас… но опомнилась. Это как цепь, куда убежишь? Цепная волчица…
Но гребень можно попытаться украсть у него. Только вот как? Размышляла, не зная, на что решиться.
Она задержалась снаружи так долго, как только могла, не откликнулась на первое подрагивание цепи — еще мягкий зов, ни на второе, заметно жестче. Только когда незримую привязь дернули со всей силы, она перестала сопротивляться.
У костра работники Сосновой засиживались подолгу, не шли спать, несмотря на усталость и ранний подъем. Толковали и о страшном в горах, и о недавнем налете — где же сейчас разбойники? Ведь только один отряд уничтожили наши воины! — и об армиях на севере говорили, конечно.