Ахэрээну (СИ)

— Жаль-то тебя как, молодой ведь совсем, — пробормотал охотник, свесившись в яму. И за свою шкуру было страшно — а ну как здесь целая банда поблизости? Что за звуки сражения были недавно? Но не оставлять же здесь, хотя, может, и разумней было бы дождаться его смерти и прямо тут могилу устроить. И все-таки жалко… не по-человечески это, сидеть рядом и просто ждать.

Поэтому спустился в яму и достал раненого — тело того оказалось неожиданно легким, словно вместе с жизнью его покидал и вес. Крови было не слишком много, но, когда с усилием вытащил дротик, она хлынула, заливая и одежду охотника. Тот ощутил досаду — поблизости нет ручья, а когда засохнет, поди еще отстирай. Перевернул человека на спину, гадая, стоит ли пытаться хоть из мха и его же рубашки повязку соорудить, или уже бессмысленно.

Когда распахнулись глаза, неподвижные, как у слепых, он успел удивиться и даже обрадоваться, хотя чему бы, все равно ведь не выживет. Зеленоватому свету на лбу раненого тоже успел удивиться, и это было последнее его чувство.

…Пальцы опустились на глаза, закрывая их, навсегда изгоняя из них увиденное страшное. Затем несколько веток папоротника легло на тело охотника, не скрывая его: лишь знак внимания, уважения к умершему.

Тень брела от ствола к стволу, с трудом, опираясь на них, но невесть как среди папоротников и подлеска ухитряясь выбирать место, где можно пройти. То место, где не так давно шел погибший охотник. Низкая косоватая хижина показалась среди деревьев; тень приблизилась, сорвала с дверного косяка защитный знак, сплетенный из заговоренных ниток и корешков, и исчезла внутри; дверь осталась полуприкрытой. Брошенный наземь защитный знак был почти неразличим среди лесного сора, лишь немного красного блестело на нем, но кровь быстро высыхала.

Удержать жизнь в теле было сложнее, чем воду в дрожащих ладонях. Тело испытывало не боль, а невозможность существовать. Эта оболочка все же являлась слишком человеческой, чтобы легко перенести такие ранения. Тогда, со стрелой, было легче. Не возникало сомнений, как поступить.

Все существо стремилось в одном направлении, как дождь падает с неба на землю, как солнце с востока движется к западу. Там были силы и скорое исцеление. Он уже пользовался этим средством, и сейчас вынужден был идти против себя самого. Не сделать то, что было естественным, как дыхание для людей — если и попытаешься не дышать, потеряешь сознание и все равно сделаешь вдох.

Ему сейчас нельзя — и необходимо — было прикоснуться к маленькой жизни, которой он в свое время так много отдал. И этим убить. Не было смысла себя обманывать — сейчас Тайрену такого касания не перенесет.

Вокруг была ночь, очень много ночи, и путеводная нить сквозь нее.

«Я… не… могу…»

Где эта крылатая тварь, когда она так нужна?!

Сил на гнев неожиданно хватило, но после их не осталось вовсе. Тогда он поблагодарил случай за то, что окон здесь нет, а охранный знак валяется у порога — сейчас не пройти мимо даже такой безделицы, а потом… удержится как-нибудь, раз сумел до сих пор.

Глава 16

Крепость Кэраи увидел в самый подходящий час, когда солнце еще не поднялось высоко и в упор освещало ее стены, отчего они казались и вправду белыми. Словно огромный лебедь, подстреленный кем-то из небожителей, упал среди горных склонов, раскинув крылья, и так окаменел, контуры тела стали грубее, чем при жизни птицы, но не потеряли изящества.

— Вот что я точно изменил бы в собственном прошлом — хотелось бы чаще видеть ее, — сказал он Ариму, придержав коня. — Помнил ведь, что она очень красива, но совсем позабыл, насколько.

Сейчас и впрямь оказалось можно остановиться, полюбоваться ровными светлыми стенами, чуть тронутыми золотом, разноцветными флагами на них, соснами и кедрами, как игольчатой рамой.

Ночное письмо оказалось не ловушкой, а благом, а подозрительный помощник хозяина — человеком Аэмара. Тритоны и тут отличились — сумели раньше прочих узнать, по какой дороге поедет Кэраи, и передали весточку от верных людей. Здесь, в Тай-эн-Таала сейчас собрались многие, не желавшие новой власти.

Несколько солдат с усилием открыли тяжелые ворота, вереница всадников въехала на каменный двор.

Первым заметил молодого человека, которого, пожалуй, сейчас хотел увидеть больше других. Заметно повзрослевший, по-солдатски одетый, кажется, вымахавший еще выше прежнего, тот давно не выглядел таким радостным. А может, просто не было у них таких встреч, где уместна радость.

Он по-прежнему открыто и чуть застенчиво улыбался, когда они встретились во второй раз, уже в комнатах, отведенных гостю. Вошел, остановился на пороге, едва не касаясь притолоки головой, черный в солнечных лучах.

— Значит, это по твоей вине Аэмара спасли мне жизнь, — сказал Кэраи; его лицо оставалось серьезным, но сам чувствовал, как ответная улыбка рвется наружу из глаз.

— Они умнее и меня, и Майэрин, хотя насчет нее не уверен, — ответил Рииши, подчиняясь приглашению войти и сесть напротив. — Эти юркие водяные твари чуют выгоду и там, где ее вроде бы искать бесполезно.

— Ты доверяешь им?

— Не знаю, что и сказать.