Ахэрээну (СИ)

Так задел ее рассказ, словно ее же шпилькой в самое сердце. Что сам он? Не стал, не смог — да и не пытался даже. Другой бы сразу собрался, принял угрозу как есть и поспешил на выручку. А он в Ожерелье укрылся, и до смерти рад был, что другие это укрытие подготовили.

Как ей в глаза-то смотреть?

Сперва она с ним самим сражалась ради блага ребенка, потом, считай, жила под занесенным ножом, и вновь не сдалась. А потом проехала через весь округ, сюда, в Тай-эн-Таала, все еще надеясь на помощь.

И ему, видно было, обрадовалась. Думала, он на что-то способен… Ждать и прятаться, все и все, что он может. Сейчас не в силах предложить ей и самой малости, нет у него ничего.

Теперь придется как-то жить с ней в одной крепости — та враз стала до смешного маленькой, не разминешься.

Два, три дня, а потом уедет.

И не увидятся больше…

Закат выдался… огромным. Словно не одно солнце сбросило розово-алый покров, а по меньшей мере несколько. Сильный будет ветер, говорили опытные люди. Но пока деревья стояли тихо, ни ветка не шевельнется, ни листик, и небо становилось только краснее, никак не темнело.

Лайэнэ дала себе слово все дни, проведенные здесь, из комнаты не выходить. И зачем вообще напросилась остаться? Сразу бы ехала обратно. Ведь не Рииши ждет, в самом деле, привет от него жене передать. Не знала, чем себя занять, и а знала бы — вряд ли смогла. Дожидалась, когда уже смеркнется и можно будет лампу зажечь, а потом наконец и спать, здесь только караульные бодрствуют ночами. Но, когда наконец закат устал полыхать, она вышла из комнаты, почти вырвалась, словно ее кто запирал.

Солнце за горы не спустилось, а рухнуло — уронили огромную лампу. Страшновато здесь было, горы со всех сторон, будто край мира. Немного растерянная, Лайэнэ пошла вдоль галереи туда, где было темнее всего, и факелы не мешали смотреть вдаль.

— Остановись тут.

Не заметила, как дверь за ее спиной отодвинулась, и он там был. Прикрыл створку, подошел к низкой внешней стенке галереи:

— Здесь видно дальше всего. А Осорэи вон там. Умели бы скакать по воздуху, совсем по прямой дня два пути.

— О, нет, не надо. Я по ней не скучаю, — вырвалось у Лайэнэ.

— Ты ведь ни разу не была в крепости, помимо Срединной?

— Нет, когда бы, — не сдержала улыбки, подумав, сколько за несколько месяцев она посетила мест, которых не мыслила для себя. Он, похоже, улыбку в голосе уловил, но не понял причины.

Хорошо было так стоять рядом, высоко, вдыхать прохладный вечерний — почти ночной уже — воздух, пахнущий хвоей.

— Вон там, на гребне, сигнальная башня, ее не разглядишь в темноте. При нападении вспыхнет пламя в огромных чашах — ночью видно издалека, а днем поднимутся струи дыма.

Напротив тоже темнели иссеченные ущельями склоны, странными полосами вился меж ними туман — словно тонкую ткань разорвали и бросили, — и вдалеке горели несколько огней на заставе.

— Тебе нравится здесь?

— Да. В городах красивого много, но все рукотворно, — а такого — она повела кистью — не сотворишь.

— Но здесь все дикое. За десятки, да и за сотни лет мало что изменилось. И для жизни не слишком удобно.

— А мне и не нужно было когда-то иного. Совсем маленькой я жила в деревне.

— По сравнению со Столицей и города наши — глушь, — глянул на браслет на запястье Лайэнэ: россыпь мелких бледно-желтых камешков на серебре поблескивала в свете факелов: — Скоро и в Хинаи докатятся столичные веяния, и со временем будут становиться лишь изощренней. За неправильно выбранный узор или самоцвет можно будет попасть в немилость… Но не сюда; на границах… придворным просто нечего делать.

В голосе сквозило удовлетворение, словно радовала мысль о том, что хоть горы останутся прежними. Нет, он сейчас на нее не сердился. А она, привыкшая по двум-трем словам понимать настроение собеседника, сейчас больше всего опасалась ошибиться.

— Вы сказали, я могу пожелать чего-то… Покажите мне крепость, — попросила Лайэнэ, глядя на далекий огонь среди черных склонов. — Изнутри, хотя бы немного.

— Сейчас, в темноте?

— Именно в темноте. Одну меня не пропустят ночью.

Его это, кажется, развеселило:

— Я не настолько хорошо тут все изучил, может получиться неловко. На рассвете и днем здесь тоже красиво.

— А вам доводилось поступать безрассудно? — спросила, сама не зная почему.

— Да, как любому.

— И потом жалеть об этом?

— Скорее, я жалел об обратном, — ответил он резко и смолк, двинувшись так, словно стыдясь чего-то.

Неуверенно потянулась, коснулась его руки — гладкая, на пальцах ни одного кольца. Никогда их не видела у него, кроме одного, с родовым знаком, и то очень редко — странно для человека его положения…

Только тогда наконец на нее посмотрел.

Их толкнуло друг к другу, как ветер сталкивает облака — невесомо, вроде без удара, но смешивая воедино. В этот миг все равно стало, кто она и кто он.

— Я не хочу пока уезжать. Можно?

— Я бы тебя и не отпустил.

— Вы не сердитесь? — прошептала она, задыхаясь.

— Очень даже. На себя.

Медный звон, раскатившийся над двором, заставил Лайэнэ вздрогнуть.

— Это отмерили время.

— Ах, да, я и не поняла…