«Ахматовская культура» или «Не ложи мне на уши пасту!»

— Боря, не уходи! — мяукнул Умница. — Вова, ребята, я не виноват! То есть, виноват, но не совсем… Объективно не виноват! Я объясню, вы поймете. Она меня завезла. В лес. В рощу. Вы не поверите: столы, скамейки, мангалы и урны. И ни души… Зверски избивала, пока я не сказал, что вирус у Вовы.

— Почему у меня, сука? — тихо спросил Вувос.

— Потому что я подумал, ты единственный, кого она не найдет так сразу. А если и найдет, то не изобьет, как меня, не справится… Кроме того, Боря, подтверди, что мы всех остальных проверили… под подозрением оставались только ты и Елка. Не мог же я сказать Елке, что вирус у нее…

У Вувоса просто руки опустились. Пришлось вмешаться и объяснить по-простому, на уровне голых причинно-следственных связей:

— Смотри, Умница. Там, в роще с мангалами, ты неудачно спас свою морду. Из-за тебя единственная дочка Вувоса стала заложницей у арабских друзей твоего Ахмата.

— Да, Боря! — спохватился Умница. — Хорошо, что я теперь могу тебе сказать! У Елки-то тоже сына украли. Там, в России. Представляешь?

Я кивнул:

— Знаю. И знаю из-за кого.

Умница слегка смутился и, явно не желая продолжать эту тему, повернулся к Вувосу:

— А сколько лет дочке?

Вувос молча на него смотрел.

— Три, — процедил я.

— Так это еще ничего, — приободрился Умница. — Еще маленькая, ничего не понимает. Это не будет для нее психической травмой…

Я на всякий случай ненавязчиво встал между Вувосом и Умницей.

— Фима, — сказал я, пока Вувос старался ненавязчиво меня обойти, а Умница, как бы случайно, двигался в противоположном направлении, — тебе предоставляется последнее слово. Что ты намерен делать?

— В полицию надо заявить, — пискнул Умница.

— В полицию ты уже заявлял, — напомнил я.

Хоровод вокруг меня ненавязчиво ускорялся.

— Я намерен делать все, что вы скажете! — выпалил Умница. — Для спасения ребенка надо сделать все. Это святое… Ребята! Я знаю! Надо подделать термос. Я подделаю. А вы обменяете его на ребенка.

Вувос остановился, и Умница чуть не влетел к нему в объятия.

— Мы втроем обменяем его на ребенка, — доходчиво сказал Вувос. — Ты, я и Боря. Так что постарайся. Сколько тебе надо времени?

— Завтра к обеду будет готово, — обреченно вздохнул Умница. — Можно было бы и раньше, но уже все закрыто. Придется кое-что докупить с утра.

— Докупим, — кивнул Вувос. — Я тебя сам отвезу к открытию. И в Старый город заскочим, прикупишь себе арабскую одежду. Что-нибудь неброское.

— З-зачем? — побелел Умница.

— Пока не знаю, — признался Вувос. — До обеда придумаем что-нибудь нетривиальное.

— Кстати, о нетривиальном, — мстительно сказал Умница. — Ребята, тут одна проблема. Вирус, он не сам по себе, а в питательной среде. В данном случае, Боря знает, в сперме.

— В кроличьей, — подтвердил я, вспомнив разговор в аэропорту.

— Ну так вот, ватики.[45] Вы в стране давно, где тут поблизости кроликов разводят? А я искусственную вагину сварганю.

Вувос передернулся:

— Ты что, охренел? Кто их тут будет разводить, некашерных?

— Плохо, — подытожил Умница и, опасливо косясь на Вувоса, процитировал: «Ну ничего. К утру придумаем что-нибудь нетривиальное».

Усмехаясь, он медленно вытащил из кармана два квадратных пакетика и вальяжно, как король Молдаванки — блядям, выдал нам по презервативу:

— К утру, ребята. Надеюсь, обойдетесь без искусственной вагины? Пока они отличат от кроличьей, Номи уже будет дома.

— Может, ты сам справишься? — мрачно предложил Вувос.

Умница самодовольно развел руками:

— Ребята, имейте совесть… Я же не кролик. Вы же видели — только что проводил.

15. Пся крев

К полуночи нам стало ясно, что план вызволения Номи потребует, кроме немалого личного мужества и немалых личных средств. Мужества нам с Вувосом было не занимать, а вот денег и занять не у кого. Пришлось идти на шабашку.

Мы хорошо так посидели в кустах, в засаде. В траве валялась пустая бутылка и вскоре должна была обрести свою пару. Мы ждали «час собаки», как день зарплаты.

И дождались. В полвторого с моего балкона сбросили альпинистскую веревку.

— Хорошо, что ты не ревнивый, — сказал Вувос.

В лунно-фонарном свете блестели железные побрякушки на черной коже куртки, а прическа Левика выглядела еще отвратительнее. Дюльфером (сам научил) он спустился на газон и, взглянув на пустое еще крыльцо, быстро зашагал в сторону амуты.

— Посиди один, — бросил я Вувосу и пошел за сыном.

Вот и пришло время им заняться. Не отпуск, а сплошное бебиситерство — через ночь слежу за детьми. Куда это он идет? Уж не вирус ли проведать?

Красться пришлось недолго. Левик спустился в амуту и, озираясь, скрылся в крайнем доме у обрыва. Там уже мерцал свет свечи. Я хотел было подобраться поближе к дому, но вовремя заметил еще одно существо примерно в такой же экипировке, только помельче, да прическа, вроде, была девичья. Пришлось посидеть в тени минут десять. Чувствовал себя, как советская женщина, занявшая две очереди — и отсюда уходить было пока нельзя — вдруг какой-нибудь опоздавший сатанист заметит, а там информация про термос могла уже пройти, да и вообще интересно…

В конце-концов я решился и присел под окном. Слышно было великолепно!