Аки лев рыкающий

До Городни оставалось верст десять, когда зарядил косохлест[17]. Начался он без традиционных предвестий — редких капель или мелкой мороси, просто как только автомобили пересекли неспешную реку Ламу и съехали с моста, на нас обрушилась стена воды. По счастью, мы захватили в поездку зонты, — ведь в Москве с утра небо было обложено тучами, а потому в неизбежности дождя никто не сомневался, — и теперь закрывались от холодных струй, насколько это было возможно. Князь спрятался под зонтом почти целиком, подтянув ноги, оттого напоминал гриб, выросший на пассажирском сиденье. Я держал огромный черный купол над собой и над шоффером, а ливень бешено стучал по натянутой материи.

Выверты погоды весьма усложнили наше положение: уже через пять минут шоссе превратилось в сплошную лужу и колеса стали непозволительно скользить. Управлять машинами стало практически невозможно: и «Бенц», и драндулет Пузырева заносило, временами они пытались встать поперек дороги. А тут еще впереди возник крутой спуск, напоминающий водопад.

— Может лучше остановиться? — воскликнул я в отчаянии.

— Нет, скоро дорогу так зальет, что уже никто не проедет, — прокричал в ответ Николай Сергеевич. — Но вы не беспокойтесь, Жорж! Мы прорвемся через эти бурные потоки. У нас отличные шофферы!

Ийезу улыбнулся в ответ на похвалу и бесстрашно поехал дальше, его руки в белых перчатках крепко сжимали руль. Мы обогнали Ивана, взметнув колесами настоящую волну.

— Полегче! — крикнул вслед он. — Не гоните! Ах ты ж…

Изобретатель надел широкополую шляпу, чтобы не отвлекаться на дождь, однако в этот самый миг наклонился к рулю, и за шиворот пролилась вода с зонта Мармеладова.

Дождь оборвался за версту до деревни. Опять-таки, весьма странно. Не затих, постепенно иссякая, как это бывает обычно, а именно оборвался, словно кто-то резко закрутил кран, перекрывая воду. Сразу вернулась изнуряющая жара. Солнце подбросило дровишек в свою печь, мокрые зонты и одежда моментально высохли. Такие вот контрасты, господа.

Мы приехали в Городню. Главная улица здесь идет вдоль берега реки и повторяет все ее изгибы. Я бывал в этих местах неоднократно, поэтому указывал дорогу — от церкви Рождества Богородицы мы свернули влево, проехали до почтовой станции и еще чуть вперед, до трактира Савельева, единственного в этих краях с приличной едой. По случаю знойного лета, невдалеке от трактира, на крутом берегу, поставили четыре стола под навесом из жердей и соломы. Чтобы всякий путешественник имел удовольствие откушать, глядя на волжские просторы. Одно неудобство — мухи докучают. Впрочем, от этих назойливых бестий нигде не спрячешься. Что им стоит залететь в трактир через распахнутые окна? А закроешь — душно, как в аду. Потому и садятся гости все больше снаружи, на ветерке. Три стола были заняты незнакомой публикой, а за последним, самым дальним от нас, сидела г-жа Гигельдорф.

— А вот и беглянка! — воскликнул князь и сделал шаг, но тут же отвлекся, поймал за шкирку пробегавшего мимо слугу и велел принести пива.

— Четыре кружки, — он как в детской считалочке указал пальцем поочередно на себя, меня, Ивана и сыщика. Мармеладов отрицательно покачал головой. — Не желаете? Тогда три, получается.

Ийезу князь даже не посчитал, то ли из опасения ехать с нетрезвым шоффером, то ли не счел абиссинца достойным выпивать в одной компании с нами.

— Да, три. И поживее!

— Бу’ сдел’! — половой торопливо проглотил окончания и умчался, а г-н Щербатов направился к столикам.

Пузырев неожиданно заступил ему дорогу.

— Постойте, ваша светлость!

— Что такое?

Иван переминался с ноги на ногу, смущенно подбирая слова.

— Позвольте мне поговорить с Луизой наедине, — взмолился он. — Я знаю эту девушку. Если вы наброситесь с обвинениями, как на давешнего офицера, она замкнется и не скажет ни слова.

— Наброшусь? Разве я на кого-то прежде набрасывался? — г-н Щербатов обиженно хмыкнул. — Вздор!

— Тем не менее, я настаиваю!

Изобретатель развел руки в стороны, и даже пальцы растопырил, чтобы не подпустить нас к барышне. Но князь отмахнулся, не сбавляя шага.

— Некогда политесы разводить, Ванюша. Мы преследуем убийцу! Убийцу, понимаешь? А господин Мармеладов давно и однозначно доказал, что все оставшиеся участники гонки желали Осипу смерти. Значит и госпожа Гигельдорф…

— Не думаете же вы, что Луиза своими тонкими пальчиками могла сломать шею этого мерзавца?! — зашипел ему вслед Пузырев.

— Нет, конечно! Но она могла стрелять в этого мерзавца из пистолета.

Юная красавица с интересом наблюдала за разыгравшейся сценой. Услышав последнюю фразу, она решительно встряхнула кудряшками и произнесла:

— Похоже, речь обо мне, господа? Слова «мерзавец» и «пистолет» подсказали, что вы уже в курсе досадного недоразумения, которое случилось сегодня на шоссе.

— Недоразумения? — удивленно переспросил г-н Щербатов. — Вот как вы называете кровавую драму?!

— Бросьте, ваша светлость! Тоже выдумали драму… Это все дешевый фарс. И пусть Осип сколько угодно жалуется — хоть вам, хоть полиции, — он сам виноват. Незачем руки распускать!