Аки лев рыкающий

— Негодяй стоял там, где я и предполагал — за поворотом дороги, скрытый от посторонних глаз густым перелеском. Он не узнал меня под шофферским кепи, к тому же я сбрил бороду, а это меняет внешность. Осип взглянул мельком и тут же снова уставился на дорогу, ведь он ждал появления велосипедиста. Я ударил его прямо по темени. Тем самым ключом для гаек, — он кивнул сыщику, — это вы верно угадали. А когда он упал замертво, я просто поехал дальше, не оглядываясь и не мучаясь угрызениями совести. Вы вправе арестовать меня за это, осудить и казнить, но я умру счастливым. И на небесах вновь обрету свою маленькую коломбину…

Толпа снова заохала, но теперь в голосах слышалось сочувствие. Если бы все зеваки сделались вдруг присяжными заседателями, то вердикт их был бы весьма мягким. Спутники же мои реагировали по-разному. Пузырев, с самого начала не скрывавший ненависти к убитому, всем своим видом выражал поддержку несчастному вдовцу. Князь хмурился. Ийезу, как всегда, белозубо улыбался, не понимая ни исповеди доктора, ни драматичности момента. Сам я молчал, поскольку не находил нужных слов для выражения противоречивых чувств и спутанных мыслей. А г-н Мармеладов эти слова отыскал.

— Вы слишком поздно решились стать убийцей, — сказал он холодным тоном, остужая пламя, бушевавшее в зрачках Терентьева. — Вам не хватило отваги скрутить соперника в бараний рог полгода назад, когда вся эта интрижка только начиналась. А ведь тогда было достаточно пары оплеух или даже просто за грудки встряхнуть — судя по отзывам, этот Осип, хоть и выглядел громилой, был трусоват. Но нет, вы играли в благородство.

— Неужели вы не слышали? — доктор снова набычился. — Тильда умоляла отпустить ее на волю вольную. Писала: если любишь — отпусти…

— Вы форменный идиот, Терентьев! Если искренне любишь — нельзя отпускать. Тем более в объятия вертопраха. Вы ведь клялись во время венчания быть рядом с женой в болезни и в здравии, в горе и в радости, беречь от невзгод и искушений. Так чего же не уберегли? Непременно надо было довести ситуацию до безысходности и потом разыгрывать мстителя? — сыщик взмахнул тростью, со свистом рассекая воздух. — Но самое глупое в вашем поступке, что вы даже не оглянулись. А Осип ведь выжил после вашего удара.

— Не может быть! — простонал доктор. — Он ведь упал, как скошенная трава.

— А выжил Осип потому, что вы идиот! Любому опытному душегубу известно: бить тупым предметом, пусть даже и с недюжинной силой — рискованно. Тут бы сгодился топор, чтоб уж наверняка раскроить череп. Вы же не сумели выбрать оружие и лишь оглушили свою жертву. Права была Матильда, вы пустой и ничтожный человечек. Даже решившись на убийство, не смогли довести дело до конца, — и, повернувшись к городовому, скомандовал. — Забирайте его!

— Так за что арестовывать, ежели он не убил? — озадаченно спросил тот.

— За покушение на чужую жизнь господин Терентьев обязан предстать перед судом, там и определят его дальнейшую судьбу.

Полицейский с сомнением поглядел на сыщика, но потом пожал плечами — пусть квартальный разбирается. Ему хотелось поскорее сбагрить хмурого типа начальству и вернуться к продавщице семечек.

— Пойдем, мил-человек. Тут недалеко, — он цепко ухватил доктора под локоть и настойчиво повторил. — Пойдем!

Г-н Мармеладов зашагал вместе с ними, давая городовому последние наставления.

Зеваки разошлись. Мы остались посреди опустевшей набережной.

— А ведь верно подмечено: слишком поздно спохватился этот Терентьев, — пробормотал я, отвечая собственным мыслям. — Мог бы и раньше супругу вырвать из объятий Осипа, — пусть даже и против ее воли, — увезти подальше и держать взаперти, пока не образумится.

— Это только на словах легко. А как потом жить с неверной женой, да еще и с выродком нагулянным? Как смотреть в глаза друзьям и соседям? Позора не оберешься! — г-н Щербатов помолчал, примеряя на себя подобную ситуацию, и покачал головой. — Все же господин Мармеладов чересчур жестоко срезал несчастного доктора. Он такое пережил — врагу не поделаешь! Я понимаю его мстительность и склонен простить этот порыв.

— В том-то и дело, что не порыв! — горячо возразил я. — Терентьев спланировал убийство, выбрал уединенное место, заранее рассчитал время и приготовил орудие. Тут на состояние аффекта не спишешь, и сыщик дал ему отповедь совершенно правильно.

Пузырев посмотрел на нас удивленно.

— Разве вы не поняли? Он пожалел Терентьева и подсказал аргументы для выступления перед судом. В уголовном уложении четко сформулировано: «Покушение учинить преступное деяние очевидно негодным средством, выбранным по крайнему невежеству, ненаказуемо». Не-на-ка-зу-е-мо! Он и идиотом доктора обругал не оскорбления ради, а чтобы подчеркнуть линию защиты. И строгий тон выбрал нарочно, дабы ввести в заблуждение городового. Во всяком случае, мне бы хотелось так думать.

— Истинно, — кивнул Николай Сергеевич. — Мог ли сыщик выбрать иной тон? Ведь Терентьев перед столькими свидетелями сознался в убийстве. Ох, у меня голова разболелась от этой кошмарной истории. Ийезу, подай-ка твоего эликсиру.