Аки лев рыкающий

— Ах ты… Боже мой! — пробормотал Николай Сергеевич. — Это ведь я взял запасные перчатки. Белые, да-да! Хотелось, чтобы этот олух эффектнее смотрелся на фотографиях в Петербурге, после финиша. Но я и не заметил, что изверг надел их раньше.

— Это случилось в Завидове, — подсказал г-н Мармеладов. — Я задумался: зачем? Ответ напрашивался только один: Ийезу порезался о модный уголок на воротнике жертвы. Тонкая, но острая сюрлекола распорола перчатку и ладонь. Сразу внимания на рану он не обратил, но позже ткань пропиталась кровью. Надо сказать, князь, нервы у вашего шоффера крепкие. Ийезу не стал паниковать. Дождался удобного момента, — пока мы допрашивали офицера, — незаметно удалился, вымыл руку, перевязал тряпицей и надел другие перчатки. Вуаля!

— Почему же вы не велели арестовать его прямо там же, в Завидове? — спросил я.

Сыщик покачал головой.

— От меня по-прежнему ускользал мотив убийства. Можно нафантазировать дюжину правдоподобных версий, но правда всегда одна. Она раскрылась позднее, когда Луиза, а вслед за ней и безутешный вдовец, поведали о бегстве Матильды, ее беременности и последующей смерти. Вы не задумывались, господа, кто был тот лекарь-недоучка, погубивший несчастную женщину?

Мы с князем пожали плечами, но Пузырев — смекалистый чертяка! — догадался:

— Неужели… Ийезу?!

— Без сомнений, — подтвердил сыщик. — В Твери Иван рассказал мне о чудодейственном эликсире, которым абиссинец лечит вашу мигрень, князь. Так я нашел недостающий фрагмент головоломки. Ийезу весной ездил к фельетонисту, в Рузу. Сварил зелье, чтобы вызвать преждевременные роды у Матильды, но что-то напутал с компонентами или с дозировкой. Так он невольно стал убийцей.

Мы помолчали, обдумывая сказанное.

— Выходит, Осип был единственным свидетелем того преступления и шантажировал Ийезу? Грозился разоблачить? — предположил я. — Потому тот и свернул ему шею, когда выпала удачная возможность?

— Осип был не свидетелем, а соучастником отравления Матильды. Стало быть, с этой историей он ни в газеты, ни в полицию никогда бы не сунулся. Но я по пути от Твери до Торжка раздумывал: а чем вообще можно шантажировать тихого и спокойного африканца? Ведь втянул же его Осип в скользкую авантюру. Заставил умертвить младенца в утробе! Какой христианин, будь он черен лицом или бел, пойдет на такое?

Не знаю, как остальным, но мне в этот миг стало зябко. Холодок пробежал по спине, словно тело мое уже заранее предчувствовало нечто ужасное. Хотя сыщик по-прежнему говорил спокойным, бесцветным голосом.

— Отгадку на этот вопрос подсказал мне господин Базальтов. Помните, в Городне вы случайно обмолвились, что Ийезу со злости плюнул в паромобиль?

— Да. Вы еще тогда уделили этому живейшее внимание и даже уточняли, где именно он стоял. А я, признаться, до сих пор не вижу особой разницы — слева, справа, спереди.

Г-н Мармеладов щелкнул пальцами.

— Не казнитесь, друг мой. Большинство людей имеют глаза, да не видят. Но я сразу догадался, что Ийезу плюнул не в машину, а в икону. Вспомните, у Луизы на стекле закреплен Спас Нерукотворный. Кстати, отличная идея. Не удивлюсь, если в скором времени у каждого шоффера появится в автомобиле такой оберег для защиты в пути. Африканец плевал в лик Христа. Видите ли, князь, ваш шоффер не просто безбожник. Ийезу люто ненавидит православную веру и все, что с ней связано.

— П-позвольте, но ведь Абиссиния — христианская страна! — оторопел князь. — Неоспоримый факт. Мне говорили надежные очевидцы. Да и принц их во время поездок по Москве всегда крестился на купола соборов.

— Это доказывает лишь, что в Абиссинии правят христиане, — сыщик выделил слово «правят» особой интонацией. — Но кроме них там проживают десятки племен. Мне известна история народа оромо — язычников, сынов пустыни и непревзойденных наездников. Именно их конница предопределила победу в войне с Италией. Но большинство воинов этого народа погибли на полях сражений, и хитрые абиссинцы силой заставили оромо принять православие. А теперь представьте, что мальчика из дикого племени, сына шамана — отсюда знание трав, — забрали из родного дома. Назвали Ийезу, в честь чуждого ему бога. Увезли в далекую холодную страну, где и бросили… Не в положение раба или крепостного, но близко к этому.

— Да что вы, господин Мармеладов! Я ведь его… Как родного сына, — сетовал Николай Сергеевич. — Выучил вождению автомобиля. Кормил, поил, деньги платил ежемесячно!

— Но при этом не отпускали уехать обратно, в родные земли. Хотя он наверняка просился, — сыщик посмотрел в глаза Ийезу и тот чуть заметно кивнул.

Или мне показалось?

— Я решил, что в Москве ему будет лучше, — оправдывался князь. — Зачем человеку пустыня и пляски у костра, когда здесь у нас такая красота и прогресс?