Аккорды безумия (СИ)

— Я посмотрю, осталось ли что-нибудь от Скафа Великана, нашего прежнего вождя. Ростом он был такой же, как и ты — но гораздо крепче. А Фрея отведёт тебя к остальным Камням, которые тебе предстоит освободить.

Гораздо крепче, значит. Ничего, я в состоянии немного ушить себе его одежду, если что — попрошу Фрею.

— Ещё ты должен получить все знания, которыми овладел Мирак. Для этого, как я понимаю, тебе придётся искать ещё Черные Книги.

— Ты знаешь, с чего мне начать?

— Нет. Чёрные Книги — плод тёмных сил, я никогда не стал иметь бы с ними дела. Но вот волшебник из тёмных эльфов, Нелот, поможет тебе.

Нелот. Опять идти к этому сумасшедшему данмеру, опять терпеть его нелепые издевательства, да ещё и просить о чём-то. Может, если я приду к нему с моими оставшимися в живых подчинёнными, он хоть немного испугается и сделает вид, что стал более любезным?

— Сторн, ты что-нибудь знаешь о Драконорождённых? — я решил задать столь болезненный для себя вопрос старому шаману, вдруг он знает что-нибудь полезное.

— В легендах говорится о смертных, равных по силам драконам, — скупо ответил старик. — Мы не знаем, для чего Всесоздатель дал им такое могущество — возможно, ради того, чтобы они были балансом между нами и драконами, чтобы помочь нам и им мирно сосуществовать, не забирая друг у друга больше, чем нужно. Скажи, как ты понял, что ты — из Драконорождённых?

— Два дня назад я убил дракона, — ответил я. — Ко мне от него перешла какая-то сила, в моей голове зазвучало слово на незнакомом мне языке… то самое, что помогло мне освободить Камень Ветра. Я не знал, почему это произошло, но Нелот намекнул мне.

— Значит, ты уже понял, что можешь делать души убитых драконов частью своей сущности. Это, несомненно, великий дар и великая сила, но берегись: драконы были жестокими существами, им сложно было смириться с потерей власти над смертными, но многие из них чего-то испугались и предпочли укрываться, а не сражаться до последнего. Не убивай их без нужды и не гоняйся за большим могуществом. Это может свести тебя с ума.

Я мог бы снисходительно фыркнуть, потребовать от скаала не нагружать мой уставший за день разум ненужными нотациями — но не решался. Возможно, жар этой парилки слишком оглушил мой разум.

— Я думаю, пар достаточно очистил тебя, — заключил старик.

Никогда не думал, какое удовлетворение может доставить ощущение чистоты, а затем — сытости и безопасности. «А ты думал, мы — какие-то дикие животные?» — словно издеваясь спросил Сторн; наверное, игравшая на моём лице разнообразная палитра эмоций рассмешила этого человека. Да, когда мы только приплыл на Солстхейм, мы считали скаалов вонючими дикарями. Во время встречи с Фреей во мне закрадывались сомнения: женщина отнюдь не была похожа на копошащееся в грязи животное, а посещение этой парилки разбило моё первое представление об этих людях вдребезги. Их жилища даже казались мне уютными и тёплыми, я начинал понимать, отчего скаалы отвергли камень в строительстве своих домов — дерево лучше сохраняет тепло. Я не хотел больше возвращаться в ту хижину в нашем лагере, которую я занял на правах командира, не хотел уходить на зимовку в заброшенный давным-давно постоялый двор на границе пепельных пустошей. Здесь, в деревне, мне и моим подчинённым было бы куда лучше: была крыша над головой, хороший очаг, запасы еды и возможность помыться. В обмен на всё это я уже тогда готов был терпеть общество скаалов — а я ещё был достаточно глуп, чтобы не любить этот прекрасный народ. Да, Мастер, ты был прав, когда сказал мне, что я перестал быть талморским юстициаром. Наверное, я перестал им быть в тот самый день, когда осознал своё уважение к скаалам.

Не слишком богатый ужин из зажаренного мяса хоркера, нарезанных свежих овощей и элем показался мне настоящим даром богов, а лежанке в тёплой комнате, под крышей и подаренной мне меховой одежде и кожаным сапогам я несказанно обрадовался. Я был готов рассмеяться: неужели я вёл настолько жалкое существование, что теперь радуюсь таким мелочам?

Сон настиг меня быстро. Я провалился в чёрную бездну, слышал грохот механизмов и чувствовал жар очага где-то неподалёку; мои запястья и лодыжки были скованы, я лежал на жертвенном алтаре, а надо мной склонились те уродливые существа, окружавшие Мирака. В руках одного из них блеснуло лезвие кинжала, я пытался вырваться, но существа крепче прижимали меня к камню. Я кричал, продолжал вырываться, но клинок неумолимо склонялся над моей грудью; его лезвие вонзилось в кожу, рассекая её вдоль от шеи и верха живота. Существо раздвинуло кожу, продолжило отсекать от костей мышцы, я смотрел, как моя кровь стекает на пол, обжигая, словно кислота. Затем оно принялось разламывать хрящи рёбер, рвать оболочки, пока не добралось, наконец, до сердца. Я закричал ещё громче, вновь пытался вырваться, помешать этому существу доделать своё дело, его сородичи всё крепче прижимали меня к алтарю; надо мной повисла отвратительная куча из щупалец и множества глаз, один из этих склизких отростков тянулся к моему сердцу…

— Анкарион!