Аккорды безумия (СИ)

Снова разглядывал эти два Слова, пытался понять, как их нужно соединять. Они — не железо или сталь, не эбонит и не сталгрим, с которыми меня учил работать Бальдор, да и учеником ему я был не самым лучшим. Что же должно придти мне в голову, чтобы понять их и Крикнуть? Где найти точку опоры, способную сдвинуть с места скалу?

— FUS-RO!

Мой Крик лишь немного поднял снежную пыль — даже меньше, чем поднимала одна лишь FUS.

— Ничего не выходит, Арнгейр, — с сожалением вздохнул я.

— Значит, твой разум ещё не готов, — успокоил старик. — Возможно, что-то мешает тебе найти это равновесие в себе же. Ты ещё борешься с собой, не так ли?

Всё верно. В глубине души я до сих пор не принимал своего дара, боялся его; талморский юстициар во мне умирал, но я душил того, кто приходил вместо него. И всё это время в моём разуме затаился кто-то третий, кто наблюдал за всеми моими потугами сквозь смех. Умирающий талморский юстициар кричал, что мои чувства к скаалам неправильны, моё поведение у Седобородых неприемлемо, а некто третий лишь смеялся.

— Да. А ты бы не боролся с собой, если бы всё, что внушали тебе с детства, ты стал находить глупым и неправильным? Нам говорили, что в наших жилах течёт магия — но отчего тогда мы истекаем кровью, красной кровью, точно так же, как и люди? Отчего любого из нас может убить даже маг-недоучка, отчего нас может без особого труда задрать дикий зверь? Мы недостаточно ловкие, чтобы красться и прятаться, как босмеры. Мы недостаточно сильные и выносливые, как данмеры, — я ещё раз грустно вздохнул, опустил глаза. — И, возможно, мы недостаточно умные, чтобы вместо себя выпускать на поле боя механических созданий, как двемеры. Да и мореплаватели из нас хуже, чем из маормеров. Такая ли уж мы высшая раса?

— Не потому ли вы так желаете избавиться от своей физической оболочки, что считаете её настолько несовершенной?

Старик ударил в самое больное место: нашу идею, что мы должны освободиться от плотской тюрьмы. Идею, за которую я должен сражаться, которую должен всеми своими силами приближать — но которую я первой же и признал глупой и неправильной.

— Но мы такие же сумасшедшие, как айлейды, — сквозь грустные смешки бросил я. — Благо, пока ещё даэдра поклоняться не начали.

Почему я назвал сумасшедшими именно айлейдов, я понимал с трудом. Возможно, потому что они в своей самонадеянности и гордыне построили Башню внутри Башни, сделав Имперский Город столпом этого мира?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Вера, что мы должны вернуться к Эт’Ада, разбилась во мне первой.

***

Помнишь, я говорил тебе, что Фрея мне многое помогла осознать? Ошибочность нашей цели — одно из них. Я не знаю, зачем она однажды взяла отцовскую длиннополую робу, украшенную кисточками и металлическими бляхами, взяла бубен, огниво с кресалом и наполненный чем-то мешочек и велела идти за ней, к заброшенному постоялому двору на границе с мёртвым лесом Хирстааг. Возможно, её испугал мой рассказ о Талморе, о нашем желании обрести покров нетленного духа через высвобождение Дракона. Я не знаю, зачем вообще рассказал ей всё это, и не знаю, сожалеть ли мне об этом. Она велела мне разжечь костёр, а сама переодевалась. Затем она вытащила что-то из небольшого тряпичного мешочка и протянула мне.

— Ешь, — приказала шаманка.

Я жевал горькие сухие шляпки грибов, которые мне дала Фрея, а сама она уже начала играть на бубне и петь. Я смотрел на неё, слушал её громкий, порой становившимся абсолютно нечеловеческим, голос. Грибная пыль неприятно царапала нёбо, я пытался смочить рот собственной слюной, хотел выплюнуть остатки и выпить воды.

Моё тело начало наполняться силой. Хотелось танцевать — и мы танцевали. Огонь полыхал ярче обычного, волосы шаманки казались мне стекающим на землю золотом, а её глаза светились, словно звёзды. Я прыгал и кружился, пытался подпевать странной песне, постепенно напоминавшей то вой волков, то пение птиц, то медвежье рычание.

Затем меня настиг приступ странной лени, и я лёг прямо на землю, не думая о том, что могу простудиться. Силы всё так же переполняли меня, но я больше не желал ничего. Удары бубна и песня раздавались где-то совсем рядом, отдавали эхом где-то в голове, в глазах всё расплывалось, и моя душа словно покинула тело. Мой разум слился с разумом Фреи, мы стали одним целым — мы и ещё десятки тысяч людей, меров и зверолюдов, мы — крупицы чего-то огромного, недосягаемого разумом ни одного смертного. Я стал первым, кто достиг истинной цели Талмора. Я — один из множества Эт’Ада, кем когда-то были далекие предки альдмери. Я — песчинка в огромном океане. Я — ничто.