Когда глаза немного привыкли, я, наконец, смог разглядеть площадку, куда вывел меня Арнгейр. Это не была самая вершина горы — до неё следовало ещё немного карабкаться по камням, чтобы достичь её. Однако, кажется, именно эту площадку я видел во снах, где присутствовали драконы. Каменная гряда на этой площадке сливалась со Стеной Слов, прямо с неба, казалось, спускался светящийся голубым луч, внутри которого, казалось, искажалось само пространство. А возле Стены мёртвым лежал дракон, которого в одном из моих снов убивал чёрный собрат; на его морде застыло выражение странного умиротворения, тело не было тронуто гнилью или иссушением, как часто бывало с теми, кого находили во льдах; светлую шкуру портили лишь ужасные укушенные раны на шее.
— Арнгейр, я видел его во снах, — признался я. — Я видел того дракона во снах, но живым!
Старик грустно усмехнулся.
— Это был наш учитель, Партурнакс, — ответил Седобородый. — Мудрейший из всех дов, второй сын своего отца — которого вы зовёте Ауриэлем. Он принял смерть от клыков собственного брата, а мы ничем не смогли помочь ему, не защитили…
Арнгейр подошёл к телу гигантского ящера, нежно прижался к нему, словно это был его ближайший друг или родственник; мне слышалось, что старик извиняется за что-то перед драконом, вот-вот заплачет…
Меня же заинтересовал этот странный голубой луч. Хотелось прикоснуться к нему, внимательно изучить — но я сдержал этот глупый порыв. Кто знает, что он из себя представляет, и какие травмы способен мне нанести?
— А что это? — позвал я.
Старик взял себя в руки и откликнулся на мой зов.
— Это место, где в древности разорвалось само время, — взодохнул он. — Партурнакс говорил, что именно отсюда древние Языки — Гормлейт, Хакон и Феллдир — отправили Алдуина в будущее, в наши дни.
Внутри меня зрело негодование, сменившееся затем злобой. Почему герои древности так беспечно поступили? Почему они решили свалить проблемы на своих далёких потомков? И эти люди ещё кичились своей честью и доблестью? Не помню, например, чтобы кимеры отправляли сердце Лорхана путешествовать во времени, да и богиня Альмалексия и Мартин Септим изгоняли Мерунеса Дагона обратно в Мёртвые Земли, где ему и место… Кстати, раз уж эти «герои» не смогли одолеть Алдуина, то почему бы не заперли его в одном из даэдрических Планов?
— Но зачем они это сделали? Почему свалили свои проблемы на нас?
— Я не знаю, Анкарион, — вздохнул Арнгейр. — Но исправить их ошибку придётся тебе, иначе Алдуин пожрёт этот мир.
Я фыркнул: если Алдуин — и есть Тартааг из верований скаалов, то остановить его не в силах никто и ничто. Если этому миру пришёл конец, то незачем его больше спасать.
— Я не смогу спасти этот мир, Арнгейр, — парировал я. — Невозможно спасти то, что должно умереть. Тартаага не остановить, он сделает свою работу, как ему не мешай. Мне… жаль, что так вышло с вашим учителем, и жаль, что мне придётся разочаровать тебя. Идём.
В намерении поднять старика и увести его прочь, я приблизился к мёртвому дракону.
— Анкарион, нет!
Оклик прозвучал слишком поздно: тело ящера загорелось и принялось разлагаться на моих глазах, от него отходили золотистые лучи, поглощавшиеся моим телом, мои внутренности словно выжигали изнутри, а внутрь черепа засунули раскалённый прут…
— Что ты наделал…
— Прости. Идём отсюда. Я завтра же покину вас, я и так достаточно времени причинял вам… неудобства.
После этого разговора я не хотел возвращаться в посольство. Если этому миру пришёл конец, то мои отчёты Эленвен не нужны, да и видеть эту женщину перед концом света совсем не хотелось. Лучше я вернусь на Солстхейм и проведу остаток своих дней — и дней всего Мундуса — с Фреей.
Мне удалось увести чуть ли не рыдающего старика прочь отсюда. Напоследок я обернулся, посмотрев сначала на временной разрыв, а затем — на скелет Партурнакса. Голова странно закружилась, на мгновение всё вокруг потемнело, но вскоре всё вернулось в обычное состояние.
Арнгейр всё так же разгонял магическую метель своим голосом. Спускаться мне казалось сложнее, чем подниматься, тем более погода, казалось, норовила испортиться. Однажды я потерял равновесие и чуть не упал, моих магических сил уже едва хватало на обогрев. Вот, наконец, мы приблизились к воротам Высокого Хротгара. Остальные Седобородые с нетерпением ждали нас, высыпали наружу, едва услышали Крик. Они обступили нас, снова о чём-то перешёптывались. Всё вокруг меня снова кружилось, но откуда-то я уже мог вычленить отдельные слова — «душа», «учитель»…
— Идём ужинать, — грустно позвал Арнгейр.
Я избавился от кошек и тяжёлой одежды, поставил шест в уголке и вышел в столовую. На меня снова напал тот странный приступ, голова снова закружилась, мне казалось, что я вот-вот упаду в обморок. Я опёрся о стену, схватился за голову — не знаю, сколько я простоял, пока чья-то рука не опустилась на моё плечо. Один из стариков вопросительно смотрел на меня, я слабо пробормотал «спасибо» и, наконец, смог сесть за стол.
— Это моя вина, — снова причитал Арнгейр. — Я должен был всё рассказать тебе сразу, а теперь…