Аккорды мракобесия. Том I

Последние месяцы своей жизни Великая княгиня провела в заключении, в школе на окраине города Алапаевска вместе с князем Сергеем Михайловичем, его секретарем — Федором Михайловичем Ремезом, тремя братьями — Иоанном, Константином и Игорем, и князем Владимиром Палеем.

Конец был близок. Матушка-настоятельница готовилась к этому исходу, посвящая все время молитве.

Сестер, сопровождающих свою настоятельницу, привезли в областной Совет и предложили отпустить на свободу. Обе умоляли вернуть их к Великой княгине, тогда чекисты стали пугать их пытками и мучениями, которые предстоят всем, кто останется с ней. Варвара Яковлева сказала, что готова дать подписку даже своей кровью, что желает разделить судьбу с Великой княгиней. Так сестра Марфо-Мариинской обители Варвара Яковлева сделала свой выбор и присоединилась к узникам, ожидавшим решения своей участи.

Глубокой ночью 18 июля 1918 года в день обретения мощей преподобного Сергия Радонежского, Великую княгиню Елизавету Федоровну вместе с другими членами императорского дома бросили в шахту старого рудника. Когда озверевшие палачи сталкивали Великую княгиню в черную яму, она произносила молитву: «Господи, прости им, ибо не ведают, что творят». Затем чекисты начали бросать в шахту ручные гранаты. Один из крестьян, бывший свидетелем убийства, говорил, что из глубины шахты слышалось ангельское пение. Это пели ново мученики перед переходом в вечность. Скончались они в страшных страданиях от жажды, голода и ран.

Великая княгиня упала не на дно шахты, а на выступ, который находился на глубине 15 метров. Рядом с ней нашли тело Иоанна Константиновича с перевязанной головой. Вся переломанная, с сильнейшими ушибами, она и здесь стремилась облегчить страдания ближнего. Пальцы правой руки Великой княгини и инокини Варвары оказались сложенными для крестного знамения.

Останки настоятельницы Марфо-Мариинской обители и ее верной келейницы Варвары в 1921 году были перевезены в Иерусалим и положены в усыпальнице Храма святой равноапостольной Марии Магдалины в Гефсимании.

Архиерейский Собор Русской Православной Церкви в 1992 году причислил её к лику святых.

67

«Подвергните контролю 50 самых богатых еврейских финансистов, которые творят войны для собственных прибылей, и войны будут упразднены».

Генри Форд

Члены Политбюро, теперь уже бесконечно преданные своему вождю и влюбленные в него, как школьницы, разбежались по своим, роскошным особнякам, еще недавно принадлежавшим проклятым капиталистам, кушать икру, а Ленин остался один с революционными мыслями мирового масштаба. Эти мысли то тяготили, то радовали его. Он ими просто бредил. Притом мысли, строгие и безжалостные, стелились сами, набегая как потоки воды во время половодья. Перед ним мелькали массы красными флагами и красными лицами и красными руками, обагренными кровью врагов, а он впереди дрыгает короткими кривыми ножками, лежа на парчовых подушках, которые несут трудящиеся и поют революционные песни. Потом он произносит речь перед своими рабами, вставшими на колени перед ним, гением всех народов. Тут и американские банкиры с пустыми корзинами подходят и говорят: Володя, наполняй. А трудящиеся массы орут во всю глотку: озолоти бедных капиталистов, а мы с ними потом сами расправимся.

Но вдруг картина меняется, слышатся щелчки и предсмертные вопли врагов, это работает Варшавский бандит Дзержинский. Не счесть врагов. Уже 13 миллионов отправлено на тот свет. Сколько еще, что свершилась мировая революция? Еще, еще?

И сейчас, сидя в кресле, он почувствовал, что теряет связь с мировой революцией, а мышцы ног, рук, шеи, становятся ватными. Ильич согрелся в кресле, скрючился, и задремал. Это было великое благо. На время прекратилась связь с миром. Это было блаженство.

У маньяков тоже бывают минуты блаженства: дурная кровь, гонимая сердцем по всему телу в ускоренном темпе, в том числе и в мозг, а мозг зациклен на идее и рождает всякие методы для достижения цели. Отключение на длительный срок очень опасно для него и для мировой революции, которая уже давно состоялась в его сознании. Об этом знали все. Вот почему его секретарь Фотиева всегда входила к Ильичу на цыпочках и теперь, когда она увидела вождя почивающим под столом в скрюченном виде, обрадовалась и плотно закрыла входную дверь, но не уходила. Она наблюдала за костровым.

А он распрямил руки, они теперь оказались крыльями, и стал парить над пустыней. Ветер дул с востока на запад и уносил его в сторону Швейцарии, где он прожил многие годы. Едва он приземлился у своего дома, где жил с двумя бабами и сел за стол в ожидании икры, как под окнами оказались его соратники во главе с Лейбой Бронштейном. Они намеревались совершить обряд покаяния за свои неблаговидные поступки, когда, незадолго до взятия Зимнего, ставили ему палки в колеса.

Бронштейн, стоя у открытого окна, с той стороны, сразу стал объяснять, почему соратники так себя позорно вели накануне восстания: