Аккорды мракобесия. Том I

− Шкаф − это мое имущество, − сказала супруга Льва Клара Абрамовна. − Я без шкафа никуда, хоть режь. Вот гляди-ка, тут двойное дно. Знаешь, сколько тут золотых рублей? Два мешка. Если тебя даже повесят, мне и моим сестрам, моей приемной матери Софье Зеликовне, что приходится тебе тещей, на две жизни хватит. Понял или не понял?

− Я с тобой согласен, Кларочка моя дорогая, а куда девать сервиз, кровати и прочее буржуазное барахло? Он из Зимнего дворца, говорят, принадлежал Екатерине Великой. Нельзя его тут оставлять.

− А кто говорит, чтоб оставлять? Серебряный сервиз упакуй в чемодан и на горб. Окромя того, у нас три служанки, бывшие графини. Я что им так жизнь сохранила? Пущай тащат, белоручки.

− Графини? как это? Кларочка, Ленин если узнает, он меня действительно повесит. Ты этого хочешь?

− Не переживай, они, княгини − ниже травы, тише воды, я им жизнь спасла, их бы вырезали в Варфоломеевскую ночь. Они мне благодарны по гроб жизни. Они мне пятки чешут, в уши заглядывают и… даже попу подтирают.

* * *

Иосиф Джугашвили, чтобы показать, что он не лыком шит и ничуть не ниже Бронштейна-Троцкого тоже заказал два вагона, но Бонч-Бруевич развел руками.

− Моя много подарок на Кавказ. Земляки…они оленьи рога, шкуры, бурки, вагон «кизмариули», два бочка морской воды, десять мешок сушеный инжир и один мешок морской галька. Это толко мой богатство. А у жены очен много, и у ее семьи, у братьев, у сестер. Второй вагон, где хочешь доставай, иначе дружба врозь, как говорят на Россия.

Он глядел на Бонч-Бруевича спокойным взглядом, но от этого взгляда у собеседника невольно задрожали колени, и какой-то холодок пробежал по спине. Этот холодок был его судьбой, поскольку лет десять спустя, все ленинские соратники однажды проснулись врагами народа и были отправлены на тот свет строить коммунизм.

− Буду с Лениным советоваться, − сказал Бонч-Бруевич. − Потом доложу.

− С Лэниным. Моя запрещает тэбэ это дэлат. Сам ищи выход, − произнес Джугашвили, давая понять, что разговор окончен.

Бонч-Бруевич все равно попал к Ленину на прием, он был вызван, хоть и не вовремя. Он несколько раз пытался заговорить о втором вагоне для Иосифа Сталина, но Ленин не давал ему раскрыть рта.

− Товарищ Бонч-Брунч, вам поручается архиважная задача. Решение этой задачи залог того, что мировая буржуазия падет, а революция победит. Тогда мы Лондон перетащим в Симбирск, а Париж в Одессу. С заказом вагонов специального поезда, номер которого должен быть архи секретным и час его отправления, и кто в нем едет архи секретно, я уже ознакомлен и особых замечаний у меня нет. Вы должны проверить и убедиться, что все колеса крутятся в одну сторону и это далеко не все, Бонч. Вам надо отправиться в Москву немедленно прямо от меня, не заходя домой, о вашей семье на период переезда позаботится Феликс Эдмундович, и… там, в Москве национализировать все жилые помещения Кремля для членов Политбюро, прибрать, промыть, проветрить, чтоб не воняло всякой буржуазной не честью. Поставить всех на довольствие; оно должно называться кремлевским пайком. Там должно быть все то, что у нас было здесь. Правительство молодой республики должно очень хорошо питаться, это икра черная, икра красная, копченый угорь, семга, осетрина. Каждому члену от шести до восьми комнат, а вождю мирового пролетариата Ленину двенадцать комнат: все мои родственники уже закупили билеты в Сибири и едут в Москву. Мы будем жить вместе. Если в Кремле нужен ремонт, подберите квартиры в лучших домах, принадлежавших ранее буржуазии. Если буржуазия противится − вырезать беспощадно всех до единого, включая членов семьи. Никакого слюнтяйства. У нас в Москве ВЧК своя, Дзержинский поедет поездом, он будет в соседнем вагоне со мной. Кстати, я поеду с другой станции, сяду не на той, где все садятся, я должен позаботиться о безопасности. Платье мне уже шьют. Я под именем баронессы Маккельштейн Срали Ефимовны поеду. Парик уже готов. Ах, о чем я говорю, поезжайте, поезд вас уже ждет. Будьте здоровы. Учтите, 11 марта все мы, великие сыны русского народа, в Москве. Встречайте.

68

«Евреи являются зачумлённой, прокажённой и опасной расой, которая заслуживает искоренения со дня её зарождения».

Джордано Бруно

— Това…ищи, члены политбюро! Я собрал вас для того, чтобы сообщить новую ленинскую, мою, значит, установку и это а. хи важно: Наша партия на 10 % состоит из фанатиков и на 90 % из мерзавцев, годных лишь на то, чтобы их расстрелять. Иной негодяй тем и полезен партии, что он негодяй. Все вы, здесь сидящие мерзавцы и негодяи и еще карьеристы. И…и бабники. Лейба, признайся, сколько женщин ты обрабатываешь за одну ночь? Десяток наберется. Ты хоть раз ходил голым по улице, выполняя мою установку долой стыд? Нет? Тогда давай раздевайся.

— Но, Владимир Ильич, вы тоже раздевайтесь, и я вас осеменю, а то у вас нет наследника. Партия останется ни с чем.

— Давайте перейдем к новым установкам, — сказал Ленин и тут же начал: