Аккорды мракобесия. Том I

Ленин ушел в плохом настроении. Появился один трудящийся, а возможно, контрреволюционер, который осмелился задать провокационный вопрос. Надо созвать чрезвычайный съезд и решить не только этот вопрос, но и как быть с Германией? Отдать ей Питер, а потом и Москву или отдать отдаленные территории, такие как Украина, Прибалтика и удержать тем самым власть в своих руках.

Съезд был немедленно созван, на нем Ленин был как никогда многословен. Речь его была настолько сумбурной, что никто ничего не понял. У каждого человека есть слабость: если что-то непонятно, значит это мудро, это некая высшая сила, которую не сразу можно понять. В таком случае лучше поверить. Все ленинские талмуды тем и привлекали пролетариат: они были непонятны.

Кого он только не вспоминал в своей сумбурной речи. Он говорил много, но как бы, ни о чем. Досталось дураку Керенскому, Чернову, Наполеону, Александру Первому, английской монархии и даже Бухарину. Ленин назвал и газеты, где печатаются контрреволюционные мысли. В зале кто-то крикнул:

— Закрыли все газеты… чего о них вспоминать?

— Еще, к сожалению, не все закрыли, но закроем все до единой, — бодро парировал Ленин.

Во время перерыва между заседаниями к Ленину прорвалась большевичка Гопнер из Екатеринослава и со слезами на глазах, спросила:

— Владимир Ильич, что я скажу рабочим города, ведь он передается немцам по сепаратному договору, как же так?!

− А где вы это вычитали?

− Так вот же, в розданном нам проекте.

— Скажите рабочим, что в Германии вот-вот начнется революция и эта революция отбросит Брестский мир, который мы заключили. Передайте рабочим города Екатеринослава мой привет и пожелания поскорее переименовать город. Екатерина…, она империалист, враг революции. Екатерина Вторая — немка. Мы с немцами подписали грабительский договор, понятно товарищ, как вас там?

— Гопнер.

— Това…ищ Попнер.

— Не Попнер, а Гопнер.

— Попнер, от слова попа и не возражайте, товарищ.

Поскольку на чрезвычайном съезде за предложение Ленина о заключении Брестского мира голосовали не все депутаты, 276 голосов против, а 118 депутатов воздержались, Коба возмутился и попросил аудиенции у своего учителя.

Ленин принял его без очереди.

— Товарищ Сталин, я внимательно слушаю вас.

— Моя возмутить, понимаешь. Кто, разрешит, голосовать против? Конц…, как это сказат…?

— Концлагерь, товарищ Сталин.

— Так, моя предлагает всех, кто протыв голосоват, всех концлагэр. Лагэр.

— Концлагеря еще не отстроены, товарищи трудятся, строят там далеко за Уралом. Как только будут готовы, мы туда мировую буржуазию и русскую интеллигенцию упакуем. Пусть начинают строить светлое будущее за Уралом. И тех, кто голосовал против заключения Брестского мира с Германией, тоже туда же отправим. А, в общем, товарищ Коба, вы становитесь мне все ближе и ближе по духу и революционной закалке, я бы сказал, что вы второй человек после Дзержинского. И я в интересах трудящихся всего мира намерен сделать вас Генеральным секретарем Центрального комитета. Только вот что, товарищ Коба. Учите русский язык. Коль мы совершили революцию в стране этих русских дураков, то надо знать их язык. У меня товарищ Инесса француженка по рождению и то говорит на русском свободно. Прав я или нет, товарищ Коба?

— Нэт, нэ прав. Ти не выговаривает буква «ррр», а я не виговаривайт слова. И па-та-му, тавариш Лунин, ми ест один сапог, нэт, два сапог — пара, — га-га-га!

— Коба, ты есть настоящий революционер. Быть тебе Генеральным секретарем Центрального комитета, а экзамен по языку сдашь мне через два года. Этого времени тебе достаточно.

— Моя прэдлагает перейти на грузинский язык, — сказал Сталин, улыбаясь в усы.

— Ты где живешь, Коба, почему не поселился в Кремле?

— Моя пребывает на тесть Аллилуев, на его дочка, молодэнкий дочка Надэжда. Она на ночь обнимайт, целовайт, моя ей читайт Маркс «Капитал». Маркс имел дочка от уборщиц, который убирайт в доме Маркс.

— Откуда тебе это известно, Коба? Это слухи, они порочат честное имя Маркса. В его «Капитале» там ни строчки об уборщице или о том, что Маркс имел с ней половую связь. Забудь об этом, Коба. Русский пролетариат не должен об этом знать. Даже если это и было так, то этого не было. Не было так, даже если было так.

— Моя понимайт.

— Еще раз прошу, товарищ Коба: молчать. А Генеральным секретарем ЦК ты будешь, как только сдашь мне экзамен по русскому языку.

— Моя будэт учит. Старатся учит.

69