— Грот и фок на гитов! — крикнул чёрный матрос, похожий на морского конька, и через несколько минут рангоут осиротел.
Мюрт сплюнул под ноги. Этому кораблю не нужен капитан. Он просто существует, меланхолично, как прилипшая к камню улитка, и делает вид, что движется вперёд — к цели, оставляя за собой кильватерную струю пенных испражнений.
Лица матросов не выражали никаких эмоций. Иногда казалось, что солнечный свет пронзает их насквозь. Барон Лайфо-Дрю сидел на корме: на коврике, по-пластунски, возведя руки в небо. Рядом сидел кок, видимо, постеснявшийся поднять руки. Барон и кок пели молитву.
«Заложить бы сейчас оверштаг, — подумал Мюрт, — приложить этих богомолов о борт».
Тихо подошёл Крипджосс. Или же стоял какое-то время рядом.
— Там, где я вырос, есть легенда о Большой Белой Рыбе, — сказал офицер. Он смотрел на огонёк вдали.
— Карабос? — когда-то капитан гордился тем, что знал личное дело каждого члена экипажа.
— Малый Криж. Большой рыбацкий посёлок, где знают о рыбе и море всё.
Мюрт улыбнулся.
— Похоже на рекламный слоган.
— Ага. Так и есть. Так вот, мои родители и другие жители верили, что после смерти душа рыбака выходит в море на призрачной лодке и плывёт на закат. Большая Белая Рыба выныривает, глотает душу вместе с лодкой и погружается на самое дно, глубоко-глубоко, куда никогда не доберётся свет. Умерший проводит в брюхе Рыбы несколько дней. Это время даётся ему, чтобы подумать о жизни, проститься и простить. А потом Большая Белая Рыба выныривает и открывает пасть — и это уже совсем другой мир. И совсем другой ты.
Муравей на парусах давно не казался грозным — скорее, насильственно украшенным бутафорскими челюстями.
— Холодает, — поёжился капитан.
— Предлагаю…
— Поддерживаю.
И они зашагали по трапу.
Во сне судно приблизилось к маяку на расстояние, достаточное, чтобы рассмотреть почерневшие постройки чуть поодаль, слева и справа от белой колонны навигационного ориентира. Крипджосс стоял на палубе и смотрел на мрачные горбы, возвышающиеся над скалистым берегом, пока не понял, что это. Он насчитал одиннадцать построек, когда ветер — или потрёпанный скитаниями рассудок — подсказал ему: блокшивы. Старые суда, уже непригодные для плавания. Их перевернули, обложили по краям камнями, превратили…
…во что? — спросил себя Крипджосс. Был ли это просто сон, и, если да, то почему он помнил всё до мельчайших деталей: смятение, страх, оттенки мыслей, обломки рей и боканцев, каждый пролом и пятно мха на досках навсегда потерявших море судов, ставших наземными остовами? Чем стали эти суда без мачт? Казармами? Кладбищем чужого прошлого? Тюрьмами для арестантов?
А потом он поднял подзорную трубу и увидел.
В одном из разбитых иллюминаторов блокшива, у кормы которого гнила одинокая гичка, появилось лицо, чтобы тут же исчезнуть, но Крипджос-су хватило и секунды.
Он проснулся, сдерживая крик, взмокший и потерянный между двумя мирами. А перед глазами стояло лицо мертвеца с вытянутыми вперёд, наподобие ключа, челюстями, длинной трубкой рта и глазами, посаженными на концах молотообразного черепа.
Облака и небо вблизи горизонта окрасились в красные и оранжевые тона.
— Дерьмо, — едва слышно произнёс капитан.
Серое дымчатое месиво по кромке моря — вот что принесло очередное утро. Если, конечно, ещё существовали такие понятия, как утро, день, вечер, ночь.
Облокотившись на влажное от водяной пыли бортовое ограждение, Мюрт глубоко затянулся. Коричневая сигарета зашипела. Капитан никак не высказался по поводу того, что Крипджосс выбрался на руслень. Даже не посмотрел в лицо офицера, только отметил сезень, зажатую в руке — видимо, Крипджосс прихватил снасть для страховки, но передумал привязываться.
Оба некоторое время смотрели на глаз маяка. Глаз смотрел на них.
— Он ближе, — сказал капитан.
— Да, — ответил офицер.
— Мне кажется, я вижу берег.
— Там, несомненно, что-то темнеет.
В грязном мареве горизонта огонёк на секунду вспыхнул вишнёвым. Подмигнул. Или им показалось. Они помолчали.
Размытая масса облаков не плыла, а двигалась странным образом, будто сигаретный дым в непроветриваемом помещении. Попутный ветер трепал такелаж, набивался в паруса, нёс их к призрачной цели. Попутный ли?..
— Как думаешь, это остров? Или просто кусок скалы, торчащий из моря?
— Скоро выясним, — сказал Крипджосс. — Только.
— Что?
— С этого якоря мы уже не снимемся.
Капитан глянул на офицера, коротко кивнул и почесал жаберные лепестки под острым углом челюсти.
Он помнил сегодняшний сон. «Эцитон», перевёрнутый килем вверх. Превращённое в тюрьму судно, окна которого выходят на маяк из белого кирпича, внутрь которого не ведёт ни одна дверь.
Коровы ели туман
Лунный свет отражался от морской ряби и возвращался на небо. Звёзды ловили его, скатывали в маленькие шарики и вешали рядом с собой. Кромка льда у берега треснула, и на гальку выползло существо, очертаниями — рыба, запутавшаяся в рыбацких сетях. Оно поднялось на четвереньки и рывком выпрямилось во весь рост.