Аксель, Кри и Белая Маска

Это было уже больше, чем счастье! Это было ПРОСТО ВСЁ. Чтоб не взорваться и не разлететься молекулами по залу, Аксель, тяжело дыша, устремил помутившийся взгляд на трижды ненужную эстраду. Как здесь душно! На взморье бы сейчас, или в лес, всё равно куда, лишь бы орать, беситься и бегать без свидетелей, ходить на руках и делать тройные сальто…Наверное, концерт скоро закончится, и он ещё успеет проделать всё это до темноты? Там, на эстраде (если её вообще можно было так назвать), уселись на стульях трое немолодых мужчин: в самых простых костюмах, в рубашечках с распахнутым воротом, а один даже в каком-то домашнем жилете под пиджаком. Аксель легко принял бы их за обычных посетителей, заказавших столик на сцене и ждущих, пока его принесут. Но в руках у одного из них была португальская гитара, смахивающая на мандолину, а у двух остальных — обычные испанские «виолы». Вот на эстраде появилась девушка в тёмном костюме и с платком на шее. Она нервно мяла его концы, вглядываясь в зал, — наверно, забрела сюда случайно. Затем португальская гитара вдруг издала высокий, надрывный звон, на него тут же откликнулся низким гулом аккордеон сеньора Рейналду, и девушка запела. В первые две минуты Аксель думал, что не слушает — он думал, что думает о Пепе. Но потом забыл и о ней, и обо всём на свете.

А может, это ему и нужно было сейчас? Аксель так и не наколдовал себе знание португальского языка, но почему-то понимал всё, что поёт незнакомая девушка. Она пела о моряке, который ушёл в дальнее плавание и никак не вернётся. Конечно, он не бросил её, это невозможно. Но тогда, значит, он погиб — и она лучше будет думать, что бросил…Аксель вдруг почувствовал, как у него защипало в глазах. Он украдкой огляделся — не замечает ли кто, что он вот-вот расплачется — и был поражён каменной неподвижностью людей в зале. Сам воздух, казалось, оцепенел, вертикально стоят огоньки свечей, замерли даже официанты, прекратив разносить заказы. Ещё большее оцепенение, чем то, во дворике, когда пришла королева ежей, ещё глубже сон! Аксель с облегчением почувствовал, как по щекам его льются слёзы. Жаль было моряка, и девушку, и себя, и Пепу, и всех, кто на что-то надеется и чего-то ждёт — всё равно, сбудутся их мечты, или нет…

Потом девушка спела ещё много песен, и некоторые из них были замечательными, а иные — слишком уж монотонными, но Аксель знал, что эту первую песню он не забудет никогда в жизни. Когда выходили из зала, он покосился на Пепу: она тоже шла, как во сне, и в лице у неё появилось что-то грустное и отсутствующее.

— Я ещё никогда не видел, чтобы ТАК слушали, — тихонько шепнул мальчик сеньоре Мирамар, когда она, кончив раскланиваться и прощаться со всеми, проложила ему путь к дверям.

— Ещё бы, — мрачно вздохнула она, понимающе кивнув. — Это ведь не просто музыка, Акселито, а встреча с самой судьбой…

И, оглянувшись на тёмный зал, повторила:

— Фаду — это судьба.

Утро, похоже, пропало: хлынул дождь, как и в прошлый раз — стеной. Поэтому ни заниматься расспросами, ни развивать иную детективную деятельность, ни даже просто пойти купаться было нельзя. Кри и Дженни, как две совы, уселись в номере у последней, и начали уныло играть в карты. А Аксель…не то чтобы всё ещё злился за старое, или опасался чего, но, так сказать, решил приберечь своё спокойствие для вечера. Он и один не пропадёт. Что ж, думал он, глядя из своего окна на затопленные ступени фонтана, кое-что сделать всё же можно. В запасе остался лорд.

Было вполне понятно, где засел старый паралитик: вон они, его апартаменты. Напротив и внизу. Непонятно другое — как проникнуть за закрытые жалюзи, не будучи дождевой каплей. Не торчать же внаглую перед дверью тяжело больного человека, отбивая хлеб у смерти! В конце концов «Акселито» решил поболтать с сеньорой Мирамар: может, удастся выведать у неё что-нибудь о лордовых привычках и режиме дня. Надо только похвалить её пансион, глядишь — и дело в шляпе.

Сеньору он нашёл без труда; она была, как всегда, на кухне, и вряд ли даже всемирный потоп нарушил бы её привычки. От низкой, длинной плиты с конфорками и духовками шли стеной умопомрачительные ароматы. Строго шипели исполинские сковородки, на которых впору было жарить грешников в аду, а сама хозяйка — по-прежнему в чёрном одеянии, поверх которого топорщился кружевной фартучек — дирижировала приготовлением четырёх соусов сразу.

— Входи, входи, дружок! — приветствовала она его, радушно улыбаясь. — Когда идёт дождь, отчего и к старухе на кухню не заглянуть, верно? На, заешь мою шуточку… — И она ловко пихнула ему через стол пластиковый подносик с фруктами, появившийся как из-под земли. — А может, у тебя ко мне дело?

«Я не верю, что это Кья, — в который раз сказал себе Аксель. — Или ей надо дать „Оскара“! Тем более, нужно разобраться с лордом…и, кстати, с тем, как его зовут».

— Кому хуже всех в такую погоду, — жалостливо вздохнул он, поблагодарив сеньору и надкусив банан, — так это лорду Джонсу. У него, наверное, ревматизм, и все кости ноют…