Акселерандо

Но в некоторых смыслах Новая Япония, Незримая Империя и другие государства человеческого пространства — одолеваемые нищетой задворки. Они не участвуют в послечеловеческих экономиках более высокого порядка. Они с трудом способны понять, о чем бормочут Зловредные Отпрыски, чей бюджет массы реструктурированной материи и энергии настоящего Солнца совершенно затмевает все полсотни занятых человеком систем коричневых карликов, вместе взятые. И они все еще тревожно мало знают о древней истории разума в своей вселенной — о происхождении сети маршрутизаторов, сковывающей так много погибших цивилизаций цепями смерти и разложения, о далеких инфовсплесках размером с галактику, доносящихся с расстояний заметного красного смещения, и даже о свободных послелюдях, которые в каком-то смысле живут здесь же, в одном световом конусе вместе с этими окаменелыми реликвиями человечества.

Сирхан и Рита поселились в этом очаровательном гостеприимном для человека захолустье, намереваясь основать семью, изучать ксеноархеологию, и избежать бурь и хаоса, связанных с историей их семьи в последних двух поколениях. В основном жизнь их была удобной, а академической стипендии семейного ядра, хоть и небольшой, хватало на обеспечение всеми удобствами цивилизации, что доступны в этом месте и в эту эпоху. И Сирхану и Рите такое по нраву. Бурная жизнь их авантюрных предков вела их к приключениям, но вместе с тем — к горю и к тревогам, и как Сирхан с гордостью отмечает, приключение — это что-то ужасное, только происходящее с кем-то другим.

Вот только…

Айнеко вернулся. Кот ушел в сеть маршрутизаторов вместе с другой версией Манфреда и частичными копиями Сирхана и Риты, которые ответвились, чтобы искать приключений, а не домашнего уюта. Тогда, гигасекунды назад, Сирхан заключил с дьяволом (точнее, с Айнеко) сделку, и теперь он в ужасе ожидает, что вернувшийся Айнеко потребует свою долю.

* * *

Манфред идет вниз по залу зеркал. Достигнув дальнего конца, он выходит, и оказывается в публичном отсеке. Он спроектирован на губке Менгера — кубе, из которого вырезаются все меньшие и меньшие кубы так, что фигура выглядит одинаково и вблизи, и издали, а площадь образующейся поверхности стремится к бесконечности. Поскольку это биопространство, как видит Манфред (или достаточно достоверная его симуляция), это не настоящая губка Менгера, но издали она смотрится хорошо — Манфред может различить по меньшей мере четыре уровня самоподобия.

Он останавливается перед алмазным парапетом высотой до пояса и смотрит вниз, вглядывась в недра куба-квазитессеракта. В глубине скрываются пышные зеленые сады с очаровательными ручейками, проложенными в аккуратном соответствии с фен-шуй, и пешеходными мостиками. Он глядит вверх, на маленькие кубические проемы: многие из них — это окна частных домов и общих заведений, глядящие на общее пространство. Далеко вверху в восходящих потоках воздуха от конвекторов кружатся существа с крыльями бабочек причудливой окраски. Находясь внизу, сложно сказать точно, но центральный кубический проем, наверное, не менее полукилометра в ширину. А создания эти вполне могут быть ангелами-послелюдьми с крыльями, приспособленными под низкую гравитацию.

Ангелами или крысами в стенах? — мысленно спрашивает он сам себя, вздыхая. Половина его дополнений недоступна — они настолько устарели, что сборщики в храме не стали утруждать себя ни их воспроизведением, ни даже воссозданием в среде эмулирования. Остальное… А ведь физически он — все еще орточеловек, замечает Манфред. Все функции и все мужское естество. Не все поменялось — только то, что важно. Мысли, полные иронии, пугающе-веселые. Вот он, стоит в чем родился, а точнее в чем был воссоздан, когда вышел из цикла — пробуждение-опыт-перезагрузка в храме истории, стоит на пороге послечеловеческой цивилизации, столь потрясающе богатой и могущественной, что она может позволить себе строить в криогенных глубинах космоса поселения, не только дружественные млекопитающим, но и напоминающие произведения искусства. Вот только он беден, и все государство бедно, и по своей природе оно не может быть никаким другим, ведь оно — всего лишь свалка для простых послечеловеческих беженцев, в сингулярности сравнимых с австралопитеками. В дивном новом мире Зловредных Отпрысков его обитатель смог бы добиться не большего, чем протогоминид — в ракетном строительстве во времена Вернера Фон Брауна. Слишком примитивными они уродились, способными только барахтаться в хлеву собственной ограниченной когнитивной пропускной способности. И они сбежали во тьму, построив во тьме свою цивилизацию, такую сверкающую, что смогла бы затмить все существовавшее на пресингулярной Земле, пусть даже это и городок бараков, населенный умственно отсталыми.