Читаем Аксенов полностью

А.К.: Тогда я скажу тебе еще одну странную вещь. «Остров Крым» написан вообще не совсем Аксеновым — он из его творчества выпадает куда-то. Он какой-то такой… сбоку. Движение от «Коллег», «Звездного билета» к «Бочкотаре» и «Ожогу» — логично, все американские романы — тоже логичны. А что такое «Остров Крым»? Какие итоги он подводит в писательско-человеческой судьбе Аксенова? Какие итоги он подводит и отмечает в русской литературе, в истории русской литературы сам по себе? Ведь это не «Коллеги», хотя в чем-то молодой Лучников оттуда, и не «Бочкотара», потому что где там старик Моченкин? Там нет старика Моченкина! Это немножечко вроде бы «Ожог», потому что есть в романе и московские картинки. Но в «Ожоге» вся эта лирика, любовь, все это написано на надрыве сердца. А здесь скорее бытовой роман, где все эти любовные истории не вызывают никакого читательского сердечного сочувствия, потому что они скорее не любовные, а сексуальные.

Е.П.: Мы говорим об Аксенове как писателе, поэтому предлагаю не обсуждать здесь, какой это на самом деле роман — бытовой или, как многие считают, политический.

А.К.: Скажу лишь два слова. Вот когда к континентальному Китаю мирно присоединили Гонконг, я подумал — слава богу, обошлось, а ведь могло быть как с «Островом Крым». А вот Тайвань, боюсь, будут присоединять точно как аксеновский «Остров Крым». Если будут, что маловероятно, — я уже объяснял, почему я так думаю…

Е.П.: Не дай бог!

А.К.: Гениальное прозрение гибельной левизны западной интеллигенции, перенесенное в «русский мир».

Е.П.: Так вот это и есть фантасмагория! Потому что в жизни такого, разумеется, произойти не могло. Каковы бы ни были русские интеллигенты, никогда в жизни они не стали бы объединяться с Советским Союзом.

А.К.: Дружочек ты мой! А кто в конце сороковых, когда паспорта Сталин эмигрантам начал возвращать, повалил сюда массовым порядком? Покойный Андрей Волконский, которому было тогда шестнадцать лет, пытался бежать из поезда, предчувствуя, что здесь будет. А другие — ехали. Их стреляли, сажали, а они ехали. Один только бешеный ненавистник большевиков старик Иван Бунин коленом под жопу выставил московских эмиссаров Алексея Толстого да Симонова Константина Михайловича. А остальные рассуждали: «Великая страна выиграла войну, Сталин государь жестокий — а когда были великие государи не жестокие? а Петр? а Иоанн Васильевич? Жестокий, но великий! Выиграл войну, спас страну — и страна снова как бы Россия, а не Совдепия…» И с такими патриотическими мыслями прямо от границы — в Караганду.

Е.П.: А может, они думали как некоторые порядочные люди, которые в партию вступали, — что они разложат КПСС изнутри?

А.К.: Нет, они думали как герои «Острова Крым». Да, нас посадят в тюрьму, но это необходимая жертва Великой России! И реально они жизни в СССР, конечно же, не представляли. Как сказал кто-то из возвращенцев — не могу вспомнить кто: «Ну и пусть я буду обедать без салфетки в ГУЛАГе. Зато — на Родине!»

Е.П.: Да. Сергей Боровиков, уже мною упомянутый, много занимался Вертинским и однажды показал мне письмо, где Вертинский говорил о том, что когда он вернется, ему, конечно же, трудновато придется, но даже одного процента от пластинок, которые большевики будут вынуждены выпускать ввиду его всемирной популярности, ему хватит на скромное житье. То есть он всерьез полагал, что жизнь у него будет примерно такая же, как в эмиграции.

А.К.: Вот в чем было Васино прозрение. Он понял, что русская интеллигенция готова не только собой пожертвовать, но и выступает против единственного шанса развития страны — непримиримой войны с большевиками — ради вот этой выдуманной России. И это было, было, было! И в двадцатые годы, и в тридцатые, и в сороковые. Просто Вася понял, чем это может кончиться. Чем это могло бы кончиться. Чем это рано или поздно кончится везде, где власть бандитам вручают добровольно. Как, например, во Вьетнаме, где, кстати, как и в «Острове Крым», люди уплывали от коммунистических войск на лодках в открытое море. Поэтому роман «Остров Крым» — у Аксенова совершенно отдельное сочинение. И еще «Московская сага» нетипична, но только в другом роде. «Звездный билет», «Бочкотара», «Ожог», «Сладостный стиль» — вот развитие жизненного и литературного пути писателя Аксенова. А «Московская сага», равно как и «Остров Крым» — сильные рывки в сторону. Хотя происхождение «Московской саги» более объяснимо, чем создание «Острова Крым». Что послужило поводом для создания «Острова Крым», кроме Вьетнама? Не знаю.

Е.П.: Экий бином Ньютона! Маразм окреп к тому времени окончательно. Кроме Вьетнама — Афганистан с нашей «братской помощью».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии