Аксиома подлости

Вакуров это как-то подзабыл. Они заскочили в «семёрку», и Коля дал газу. До съезда на просёлок было метров двести, но как только поворот закончился, они увидали «козла» с проблесковыми маячками на крыше. Тот двигался навстречу и тоже замедлял скорость перед съездом, даже включив левую «мигалку».

– Милиция! – обрадовалась Наташа, – давай за ними!

Но как только Вакуров продемонстрировал водителю «козла» свои намерения и тоже включил «мигалку», тот вместо того, чтобы повернуть, выехал на встречную полосу, мигнул фарами и преградил «семёрке» путь. Из машины выскочили двое в камуфляжах и с автоматами, одновременно распахнули двери легковушки и вывели Вакурова с Наташей на свежий воздух.

«Козёл» дал задний ход и вырулил на просёлок.

* * *

Мартынов, чью правую руку оттягивал кейс, шагнул навстречу Тунгусу и двум парням в камуфляже. Первое, что увидел Семён Иванович – Илью, распростёртого возле «Вольво».

– Зачем, Олег? – Тунгус велел своим людям остаться возле машины.

– Это не я, Сеня! Это он! – Мартынов указал в сторону Артура, – он застрелил двоих, а я едва успел его вырубить!

Тунгус посмотрел на лежащего без чувств Артура, на Мэй, которая по-прежнему не отходила от Гершковича.

– Ладно, Олег, достаточно комедию ломать! – негромко процедил Тунгус, – говори, что натворил.

– Всё получилось само собой. Я приехал, увидел этого, – он кивнул на Илью, – а вон тот держал мою дочь. Если бы я не стрелял, они могли бы убить её. Сеня, я всё сделал правильно.

– А это и есть тот самый парнишка? – Тунгус заинтересовался Артуром, – ого, и пушкарь у него. Марат!

Семён Иванович свистнул. Двое в камуфляжах тут же подбежали.

– Этого взять. Осторожней с пистолетом, на нём отпечатки.

Бесчувственного Артура отволокли и загрузили в «козёл». Мартынов наблюдал за Тунгусом, который подошёл к Илье и присел на корточки.

– Прости, Артист. Опоздал я, – Семён Иванович нащупал артерию у него на шее, – прости.

Тунгус ощупал его карманы. Не найдя оружия, прошептал:

– Да… Повезло тебе, Олежка. На первый раз…

Мартынов переминался с ноги на ногу, метая взгляд от Мэй к Тунгусу. Но дочь, похоже, совсем не обращала на него внимания.

– Мы поедем, – Семён Иванович подошёл к Мартынову, – о трупах позаботимся. А ты позаботься о дочери. Позвони.

Тунгус задержал взгляд на кейсе и пошёл к машине. Фыркнув мотором, «козёл» развернулся и уехал. Мартынов облегчённо вздохнул, поставил кейс на землю и крикнул:

– Маша! Доченька! Иди ко мне, родная!

Мэй стояла на коленях возле умершего у неё на руках Гершковича. Стояла, всматривалась в его лицо, сжимала его руку в своих и тихонько плакала. Услышав окрик, она повернулась и встала.

Отец распахнул объятия и улыбнулся. Между ними было метров десять, не больше. Отец ждал, что дочь, наконец, бросится к нему, и он обнимет её… Ждал ли?

– Максим Петрович, – прошептала одними губами Мэй и добавила по-английски: – я верю вам.

– Маша, доченька! – отец сам шагнул к ней.

Мэй осторожно сунула руку под ярко-зелёный пуловер и вытащила тяжёлый «ЗИГ-Зауэр». Пуля, выпущенная из него, оборвала жизнь Ольги…

Мэй взяла пистолет двумя руками и подняла его, зажмурив один глаз. Она видела, как отец остановился в недоумении и растерянности. Мэй прижала указательный палец к спусковому крючку. Пистолет прыгал и дрожал в её руках, и она старалась поймать момент, чтобы мушка оказалась на цели.

– Дочка, ты что! – воскликнул Мартынов, – ты что, дочка! Прекрати немедленно!

– Это ты! – взвизгнула Мэй, – это ты, ты, ты!

– Маша, дай мне пистолет, это не игрушки! Дай мне его, и мы поедем домой! Ты что задумала?!

Видя бледное, перекошенное от ужаса лицо дочери, Мартынов испугался не на шутку. Мэй зажмурилась и кричала одну фразу, путаясь в языках:

– Это ты!

– Что я? – Мартынов теперь медленно отступал, – что ты говоришь?

– Ты похитил меня! Ты!

– Ты с ума сошла! – всплеснул руками Мартынов, – как ты могла такое подумать!

– Я всё знаю! Ты… подлый! Ты променял меня на деньги! Ты продал меня! Это сделал ты! Ты… убил Максима Петровича!

– Маша, прекрати истерику! Я спас тебя, разве ты не видишь! Я заплатил за тебя выкуп! – Мартынов взял кейс.

– Ты меня ненавидишь! – руки Мэй сильно задрожали, она открыла глаза.

Отец по-прежнему был на мушке. Спусковой крючок обжигал указательный палец.

– Я люблю тебя, доченька! – Мартынов опять заколебался, поставил кейс и шагнул навстречу. – Я люблю тебя, родная! Иди ко мне, выкинь чепуху из головы!

Теперь он шёл, не останавливаясь, приближаясь с каждым шагом. Мэй хотела нажать на спуск, но палец не послушался её. Она хотела, но не могла. Она видела улыбающегося отца, видела его до боли знакомое лицо, его серо-зелёные глаза и руки, готовые обнять. Она не могла, не могла, не могла! Она не может его убить!!!

Но она не бросилась к нему. Силы покинули её, Мэй просто медленно осела на землю, и пистолет выпал из рук. Она положила голову на грудь Максима Петровича и разрыдалась.

Мартынов замер:

– Доченька! Поехали домой!

– Уходи! Уходи! Уходи!

– Маша…

– Уходи!

– Машенька… – он боялся коснуться вздрагивающего тела. Или просто не хотел?

– Уходи. Я останусь тут.