Аксум

Эргамен вздохнул. Пришлось нанять грека, иначе поражение имело все шансы произойти гораздо раньше, а греческие гоплиты изрядно усилили его войско, хоть их и оказалось совсем немного. Все они приплыли по Нилу, следуя из Египта, где их нанял посол Куша от имени царя, и вот теперь всё зависит целиком от них, на местных рассчитывать не приходится. Благо, он вовремя понял, что судьба царства находится буквально на волоске, и поэтому ни драгоценностей, ни прочего из своей сокровищницы не жалел на покупку наёмников.

В конце концов, не потратит он их, потратит Егэр, когда возьмёт штурмом его столицу. Мёртвым деньги не нужны, деньги нужны живым! Жаль только, что удалось нанять совсем немного. Большинство хороших воинов служат Египту, и Птолемей Первый не дал их нанять, но если они продержатся ещё месяц, то возможно приплывут другие, и тогда с их помощью он сможет поквитаться с этим дикарём.

Глава 17 Переправа

Я рвал и метал, но не пальто и не бисер, а поломавшийся после полёта планер. Чуть не убился, понимаешь! Мудрый грек, увидев, что я готовлюсь ночью полетать над Мероэ, сразу предупредил, что это плохая затея: то, что удалось без проблем сделать один раз, может не получиться во второй. Внутренне я согласился с ним, но своего решения не поменял, потому как лететь больше некому, а разведать местоположение обязательно нужно.

Полёт не задался с самого начала. Как только я приступил к сборке планера, то заметил, что треснула одна из палок планшира, да и кожа крыльев постепенно стала трепаться, поэтому навешивать бомб я не рискнул, решив, что совершу ознакомительный полёт, ну и попугаю малость вражеский народ.

Для запуска планера пришлось отъехать километров на десять в сторону, к высокому холму. С него и слетел. Планер взмыл в воздух и сразу же заскрипел, как несмазанное колесо. Я чертыхнулся и начал набирать высоту. Планер пока оставался послушен моей воле и, сделав круг над холмом, я направился в сторону города.

Довольно быстро долетев, я сделал ознакомительный круг и решил открыть иерихонские трубы, как я их назвал, что мы скоммуниздили у карликов. Трубы-то я открыл, и они послушно завизжали, но вот потом что-то пошло не так: планер перекосило, треснул планшир, и я с ужасом понял, что ещё чуть-чуть и я рухну на землю. С трудом повернув аппарат в сторону Нила, я полетел, надеясь на то, что если придётся упасть, то сделать это хотя бы в воду, а не на песок.

Планер дёргало, кидало, от встречных потоков воздуха начала рваться кожа, но я летел, а не падал, и чем дальше, тем увереннее. Вот уже и Нил мелькнул подо мной. Его широкая извилистая лента блестела под лунным светом, как кожа змеи, но мне было не до рассматриваний: я старался изо всех сил удержать планер.

Я застыл, не меняя позы, боясь сделать любое неверное движение, чтобы не рухнуть вниз, так и летел, постепенно снижаясь, ожидая приземления. И всё же, я упал, но уже практически у земли. Не долетев до поверхности, планер начал разваливаться, клюнул носом и… я его бросил, тут же свалившись наземь и начав кувыркаться по инерции. Когда очнулся, вокруг ничего не изменилось, также светила Луна и мигали звёзды, только моё тело ныло от полученных травм.

Падения никто не заметил, ожидающие моего возвращения воины находились довольно далеко, а увидеть в ночи чёрный планер — та ещё задача. Пришлось добираться пешком, благо, ноги я не сломал, да и руки с головой также остались неприкосновенными, и отделался я лишь лёгкими ссадинами.

— Приехали, — сам себе сказал я и с огорчением посмотрел на развалившееся детище. М-да, нескоро удастся его восстановить, не скоро.

Вернувшись в лагерь расстроенным, я первым увидел Фобоса, который почему-то не спал, явно ожидая меня. За эти дни мы с ним практически сдружились, оказавшись интересны друг другу, у нас нашлось много общих тем для разговоров и обсуждений.

В этом мире я мог поделиться своими мыслями только с Кассиопеей, но разговаривал с ней редко, по причине постоянной загруженности, а ночью в постели с ней оказывалось не до разговоров. После любовных утех она расспрашивала меня о чём-либо, да и я не молчал, спрашивая её о жизни до меня, но долго подобные разговоры не велись, вскоре мы засыпали, довольные друг другом.

А вот с Фобосом разговаривать приходилось довольно часто.

— Как слетал? — завидев меня, тут же спросил он.

— Нормально, но планер разбился.

— Я же тебе говорил — не рискуй!

— А я тебе говорил, что больше некому!

— Ну, некому, значит, и летать не надо.

— Без тебя знаю, на разведку летал, больше уже не получится, но что нужно, всё узнал.

— Это хорошо, что долетел, а то бы мне пришлось войско возглавить, да убираться отсюда подальше.

— Угу, хрен тебе, дядя, — неожиданно для самого себя вдруг сказал я по-русски.

— А на каком языке ты постоянно разговариваешь? — тут же начал допытываться грек. — И я ведь иногда понимаю, что ты ругаешься, а слов разобрать не могу.

— По-русски я говорю.

— По-русски? Не знаю я такого народа и такого языка.

— Ну, не знаешь, и хорошо. Они живут далеко на севере, за морем-океаном.