Актер. Часть 3, 4

 Что касается его игрищ с валютами, то Никс, если об этом не знал, то точно об этом догадывался. Но Станкевич всегда действовал через маклеров, подсадных уток, цепочку агентов, так что Никса он нигде не подставил.

 И он был почти честен, когда рассказал ей про Аню. Почти — потому что в истории с Аней был еще один эпизод, о котором он умолчал. За два дня до того, как Элизабет обратилась к нему с той самой просьбой о помощи, Аня, которую он любил не меньше, чем сына, наотрез отказалась бежать из тюрьмы, закончив спор с его человеком фразой: «Я не предам Того, Кто отправил меня сюда. Если Ему это нужно, то я отсижу». Безумная, страшная, погубившая Аню собачья преданность Никсу.

 А Никс... Эта сволочь, обработавшая Ане мозги до такой степени, что превратил ее в ничто из женщины, какой она когда-то была, даже не удосужился за эти годы не то что ей написать — узнать, как ей там, в одиночной камере, где шесть на шесть, зарешеченное окно и падающий из окна неровный квадратик света... Станкевич тогда пообещал себе: «Я отомщу». Элизабет предоставила ему эту возможность. Элементарное чувство с удовлетворением ждать, когда девушка, по которой Никс сходит с ума, наставит Никсу рога. Тем более, что Станкевич сам видел этого чеха и даже не поленился зайти на его страницу в «Фейсбук». Фанатки, поклонницы, тысячи «лайков» ... Отличный образчик мужчины, вокруг которого, восторженно открыв рот, бродит куча голодных юбок.

 Но было и то, в чем он долго не хотел признаваться себе. Впрочем, к дьяволу все небылицы и — туда же, к дьяволу — весь этот самообман, двоедушие, ложь. Правда в том, что он споткнулся на ней не хуже того же Никса.

 Все было как в кадрах дурацкого кинофильма, на который его в юности затащила жена. Один взгляд на нее — и внутри него что-то щелкнуло. А потом начались их разговоры, происходившие в короткие встречи. Он не заметил, как начал выискивать в ней интересные черточки. Как присматривался к внешности, ее характеру и к манере ее поведения. И в конце концов, сам не заметил, как перешел от банальной, в общем-то, мысли, как было бы распрекрасно уложить под себя эту девушку, к пониманию, что эта девушка стала его уязвимейшим местом. И в голову стали падать вопросы: «А так ли нужен ей этот чех?..», «А может быть?..» и, наконец: «Я хочу попробовать с ней».

 В тот день, когда он уже собирался признаться ей, что у него к ней чувства, что его на ней клинит, но для начала они могут стать друзьями и начать проще общаться, он узнал, кто для нее этот чех. И опять все произошло, как в том дурацком кино, и даже слишком кинематографично. Он увидел их вместе. Столик в кафе, две кофейные чашки. Чех и она. Ее узкая ладонь на столе. Ресль, продолжая о чем-то рассказывать ей, вытянул руку и отвел локон у нее ото лба. Их спокойные лица. Но эти двое разговаривали друг с другом глазами. Так смотрят люди, которые видят в зрачках у другого только два отражения, его и свое. И то, что Лиза, лицемеря перед собой, называла «дружбой двух старых знакомых», оказалась на деле совсем другим чувством. Любовь... Эти двое были отчаянно и без памяти влюблены и боялись себе в этом признаться.

 В тот день для него все закончилось, так, в сущности, и не начавшись.

 Правда, вместе с уколом в сердце пришла мысль сдать ее Чудотворцу, но что бы это исправило? Тем более, что он все равно не собирался разводиться с женой, а Элизабет на роль любовницы не тянула. Слишком чистая. Слишком настоящая, что ли... Это ты почему-то поверил в карамельные сцены, над которыми раньше смеялся. В те истории, когда девушку берут на руки, чтобы отнести ее в постель, с ней заснуть и с ней же проснуться, забыв о том, что у тебя есть сын и жена, потому что тебе хорошо только с ней.

 Еще сложнее было признаться себе, что ты все-таки влип: ты влюбился в нее.

 И гораздо сложнее, что ты подошел к той черте, которая называется «до и после». То самое, когда ты оказался во временном промежутке, где твоя прошлая жизнь еще не закончена, но умом ты уже на другой стороне, где нет грязи, убийств. Просто ты изменился.

 И теперь оставалось только понять, почему же ты сам, в таком случае, не пошел убивать Никса? Станкевич поёжился, глядя на тлеющий «бычок» сигареты. Вот это и было, наверное, самым сложным.

 Весы, как качели на детской площадке. На одной чаше весов — она, на другой — ты и твой ребенок. Но у Элизабет был стимул убить, и Станкевич знал, что она сделает это бесшумно и быстро. Что же касается другой чашки весов... Даже сейчас, когда Никс фактически оставался один на один со смертью, он боялся, что увидит в прицел глаза Никса, струсит и промахнется. Пойдет добивать, но пуля всегда оставляет следы. А значит, ты не сможешь вернуться к ребенку.

ГЛАВА 8

 @ Чуть позже. Кршивоклат.

 Снайпер — это бесшумный убийца. Смерть, которую ты не увидишь.