Актер. Часть 3, 4

 — Это я тебе руку сломал. В своей квартире ты нанес удар моему человеку левой рукой. Ты бьешь с левой, а, значит, ты — левша.

 Вывод, конечно, логичный, но в корне неверный. Левшой был Андрей. Он-то и учил Алекса всегда наносить первый удар с левой. Эффект внезапности. Плюс у левши правая в драке всегда впереди, и действуя ей, как щитом, он не подпускает к себе противника. Но Ресль не стал развивать вслух эту тему. Без левой он мог бы прожить. Без правой руки он — инвалид.

 — Интересно, что в Интернете нет ничего о том, что у тебя ведущая — левая. Хотя на твоем месте я бы это тоже скрывал, — будто копируя его привычку, мужчина тоже склонил к плечу голову. — Полезный дар, неприятная неожиданность для спарринг-партнера... Но, чтобы тебе не пришло в голову еще кому-нибудь здесь накернуть, я в дополнении к перелому перебил тебе на левой лучезапястный сустав. Он отвечает за подвижность пальцев. Большой, указательный, средний и безымянный ты уже не сожмешь в кулак, и они больше не будут нормально функционировать. Так что в этом плане можешь расслабиться.

 Ощущение, словно кто-то провел тебе по спине холодной и липкой ладонью. Следом обычное человеческое: «Нет, ТАК быть не может!» И ты снова пытаешься шевельнуть пальцами, но боль убеждает тебя, что связки, похоже, действительно повреждены, и что этот сукин сын не лжет. А потом приходит пронизывающее тебя понимание, что твоей карьере в кино и театре пришел конец. Видимо, так обрывается сердце.

 — Но прежде чем мы продолжим с тобой разговор по душам, я бы, пожалуй, представился.

 Впечатление полной фантасмагории. Человек, который только что оборвал твое будущее, предлагает тебе «побеседовать по душам»?

 — Меня зовут Николай, Никс или Нико — это как тебе больше нравится. Этого человека, — кивок на стоявшего рядом с ним англичанина, — зовут Ли. Ну, а твое имя мы знаем. И на закуску мой первый вопрос: что у тебя с моей женщиной? Я про Элизабет.

 — Элизабет? — В этот раз Алекс просто не понял его. — Я не знаю такую. Ты о ком?

 — Да нет, ты знаешь. — На губах у того, кто назвал себя Никсом, появилась кривая усмешка. На секунду мелькнула полоска ровных зубов. — Только я называю ее Элизабет, а ты, — он поморщился, — видимо, Лизой. Но эта женщина принадлежала мне и до своей гробовой доски будет принадлежать только мне.

 «Что значит, «принадлежала»? Она что же, по-твоему, вещь?» — Алекс даже сел поровней, пытаясь оценить про себя степень «клиники» говорившего.

 — Но в детстве она вела дневник, где чего только о тебе не расписывала. Это ты ее Большая Тайна? Так она тебя называла?

 Боль в руке, отсутствие будущего, прощание с карьерой и театром — все мгновенно отступило на задний план. У Ресля участился пульс, а сердце принялось колотить с такой частотой, о которой он даже не подозревал.

 — ... И что ты в детстве привез ей в подарок? Крестик из Праги? — Никс помолчал, рассматривая его глаза, явно пытаясь понять, какое впечатление произвели его слова.

 Но премьерами в театре просто так не становятся. И если на сцене твое лицо зритель должен читать как открытую книгу, то в жизни у этого дара есть оборотная сторона. Научившись идеально привязывать к репликам жесты и мимику, ты в то же время учишься, как закрываться, чтобы не на сцене твои эмоции не могли бы прочесть. Вот почему ты с легкостью распознаешь ложь в интонациях и жестах других людей. И сейчас было то же самое. Оказавшись один на один с болью, не зная, где Лиз, но догадываясь, что она тоже в беде, Алекс играл безликое и предельно вежливое спокойствие. Выгадать время. Не дать оружия против себя.

 — А еще она прислала Исаеву эту открытку. — Тот, кто назвал себя Никсом, завел назад руку, забрал со стола и протянул Реслю почтовую карточку, которая, оказывается, там лежала. Зрение тут же выхватило коллаж из видов Москвы. Но Никс перевернул открытку, и ты с замирающим сердцем видишь знакомый почерк и слова: «Андрей», «Кривой город, 15».

 Посмотрев на чеха (тот по-прежнему молчал), Нико смял открытку и отшвырнул ее на стол, продолжая:

 — Приглашая Исаева сюда, в этот дом, в Кршивоклат. И эта же женщина последние дни моталась от меня стрекозой по всем странам. А за ней, как я понимаю, мотались ты и твой дружище Исаев.

 Первое ощущение: отторжение. Не верь, тебя пытаются подловить. Но следом врывается понимание, что Никс и Ли — это люди из реально существующей организованной преступной группы, где у Лиз было еще одно имя, Элизабет. Затем из кэша памяти вдруг всплывает, что мужчины, внешне похожие на этого Никса, всегда западали на Элисон. То есть понятно, что не на Элисон, а на Лизу, но это уже без разницы. Потому что есть еще кое-что, что прочерчено в твоей голове красной неоновой краской. Гостиница в Пушкине, ночь. И помертвевшее лицо девушки, которая, задыхаясь от ужаса, заходилась от крика: «Не надо, Никс!» и билась в твоих руках.