Актёрский роман

Он рассмеялся от бессилия: мотивировка ему понравилась, она делала Таганцева исключением из киношной толпы и независимой ото всех: режиссёров, продюсеров и гипотетических поклонников и ещё больше толкало в его объятия. Эдак она меня убедит, что действительно любит меня, подумал он цинично, подозревая её во всех смертных грехах в том числе и в лицемерии, которое он ещё не раскусил.

Она добавила в задумчивости, глядя в потолок:

- Сидеть и ждать ролей... Играть чужие чувства... А потом резать себе вены от невостребованности... Так можно быстро перегореть в жизни. Это не по мне. У меня есть ты! - И ловко повернулась к нему за ответом.

И он исподволь ощутил движение её мечущейся души, и места там ему не было, а почему, он не знал. Он хотел предупредить её об этом, но передумал. Будь что будет, решил он, понимая, что это его последний шанс уцепиться за жизнь, а не мечтать о рояльной струне. Пристрою её к себе в картину, прикидывал он, возгордившись своей решительностью насчёт Милана Арбузова, которого надо будет ещё переломить через колено.

Ему нравился её запах и выражение карих глаз, но никогда нельзя было угадать, о чём она думает, и он сообразил, что ещё не потерял способность удивляться, только сразу не понял, хорошо это или плохо. Вот это и надо обыграть, решил он и даже придумал для неё образ роковой женщины. 'А как же твои принципы?' - рассмеялся самому себе, и ответил, что принципы могут подождать и до худших времён, когда будет совсем тяжко.

- Ты, как твоя сестра, - сказал он, чтобы отвлечься, мысленно попросив у Светки прощение.

Ему нравилось в Таганцевой, что она абсолютно не как современные актрисы с вечно голодными лицами и изможденными шеями. И он подумал, что она не дань моде, а сама по себе. У неё были такие моменты, словно она знала всё наперёд, только не выдавала своих секретов, но это уже было личным, и она не хотела никому ничего объяснять, даже Анину. А ещё у неё был врождённый королевский поворот головы. И Таганцева едва ли была повинна в этом.

- Что поделаешь, одни и те же гены, - вздохнула она. - Родители учёные, когда разводились никак не могли поделить нас.

- Не понимаю, как можно поделить красоту, - высказался Анин, не подумав, и впервые за много лет поймал себя на том, что раскрепостился без помощи алкоголя.

Она засмеялась, что-то вспомнив:

- Это я в маму. Она у меня микробиолог. Я живу с ней. Родители работали в институте проблем моря.

- Я заранее люблю твою маму. - От нежности у него в животе порхали бабочки. - Погоди, погоди. - Он начал припоминать давнюю историю. - Ты та девочка-диво?..

Он был тогда влюблённым и поверхностным, любил громко говорить и много пить, и воспринимал Светку как часть её рассказов.

- Была... - засмеялась Таганцева. - Писала стихи о советском народе, революции и Ленине.

Анину сделалось стыдно, что он плохо слушал Светку, он сел и облокотился на подушку.

- И что?..

В её жизни был замешан Евтушенко. Он протежировал её в детском возрасте, но это не помогло ей стать знаменитой во взрослой жизни.

- А теперь не пишу, - грустно созналась она. - Всё кончилось в переходном возрасте. Стихи остались в детстве. Зря мне завидовали.

- И вы?.. - догадался Анин.

- Мы с сестрой были антагонистами, с детства дрались, как кошки. Но я ей завидовала.

- Почему?

- А потому что она умела говорить с презрением: 'Пришёл чужой дядя и решил твою судьбу!'

- Разве это не так?

- Конечно, не так. Он только напугал весь Крым и всю поэтическую братию в нём, которая дружно ополчились на меня, как только Евтушенко отбыл восвояси. Меня лишили детства. Я вынуждена была бороться, как взрослая. Нельзя было говорить то, о чём ты думаешь и что тебе хочется, а надо было говорить то, чему учила тебя мама.

- А что мама?

- Мама спала и видела меня в союзе писателей.

- А сестра?

- А сестре было наплевать на всё. Она с детства была цельная и знала, чего хочет.

- Чего же она хотела?

И эта фраза была маленьким предательством по отношению к Светке.

- Уехать в большой город и просто жить в нём. Это я сейчас плыву, куда кривая вывезет, - засмеялась Таганцева и так посмотрела на Анина, что сердце у него сжалось от дурного предчувствия.

- Ничего себе 'вывезет', - присвистнул Анин, храбрясь перед самим собой, перед своей памятью о Светке, которая, оказывается, так и не выдала главных секретов.

- Теперь мама меня не простит, - удручённо вздохнула Таганцева.

- Чего не простит? - округлил он глаза.

- Если я уведу тебя у жены, - закусила она губу.

Голос у неё сделал фальшивым, но Анин всё равно разозлился:

- А вот это не твои проблемы!

- Я ещё не решила, - уверила она его и надула губы.

Как ни странно, но это ему понравилось. Он с возмущением заахал:

- Она ещё не решила! - Будто не знал женщин и не разочаровался в них сто тысяч раз, но именно сейчас обобщать не решился, в глупой надежде ошибиться и наделяя Таганцеву и умом, и выдержкой, которых не было ни у Бельчонка, ни у Герты Воронцовой, ни тем более у Юли Барковой.