И жизнь показалась Базлову страшной штукой. Ещё вчера он боготворил Анина, глядел ему в рот, готов был выполнить любое его прихоти, а сегодня всё полетело в тартарары. И почему? Ответить Базлов не мог. Может, бог с этими миллионами? - спрашивал он себя, лишь бы всё осталось по-прежнему, лишь бы можно было по-прежнему подъезжать к неприступной Алисе, пожирать её глазами, и получать по мордасам от ворот поворот. А что она теперь скажет? - с потаённым злорадством думал он, представляя её умное лицо, с серыми, укоризненными глазами. Хотя, чего греха таить: если Анин облажался, она моя! - предавался он мечтам. И эта мысль так крепко засела у него в голове, что Ингвар Кольский счёл нужным издевательски заметить:
- Конечно, твоя... - фыркнул, - когда Анин сядет.
Оказывается, Базлов говорил сам с собой, чего с ним сроду не бывало.
- Думаешь?.. - неожиданно для себя смутился он.
- Ясный пень! - безапелляционно махнул руками пьяный Кольский, не замечая, что Базлов чрезвычайно хмур и собран. - Только в следующий раз бери гвоздики или ромашки, морда целей будет.
И Базлов покраснел. Блондинка и брюнетка тянули резину. Они ещё не истощили словесный запас аргументов.
- Да, - неожиданно для самого себя расстроился Базлов. - Завтра, нет, сегодня же, полечу к ней!
- Молодец! - одобрил Ингвар Кольский. - Уважаю! А друг твой... - никчёмный артистишка!
Он уже выкушал пару таблеток 'аддерала', и ему захорошело.
- Не говори так! - снисходительно по отношению к Анину поморщился Базлов.
В голове у него образовалась минутная пустота, будущее предстало перед ним в виде полнейшей неразберихи. А стоит ли?.. - гадал он в нерешительности. А вдруг Алиса откажет? Вмиг ослабший телом и духом, Базлов впал в свой обычный ступор. Привычка пребывать в состоянии вечного поражения взяла верх, и душа его скулила, как молочный щенок.
- Почему? - вкрадчиво удивился Ингвар Кольский, намеренно стряхивая пепел на ковёр. - Он же тебя обокрасть хотел?!
- Хотел... - неохотно признался Базлов, машинально потянувшись к левому усу, - но не обокрал же! - уцепился, как за соломинку.
- Потому что воспользовался твоей дружбой, - как змея, крутил Ингвар Кольский.
И дым нимбом восходил над его головой, и глаза горели, как у Мефистофеля.
- Воспользовался... - тяжело согласился Базлов, не в силах противостоять логике.
- А слабо всё сбрить, если Анина соскочит? - тонко издевался над ним Ингвар Кольский.
- И сбрею! - не подумав, в запале пообещал Базлов. - Буду жить с голой, бабской мордой, если всё не по-моему! - И сам не зная того, в последний раз потрогал свои усы.
- Замётано! - кричал Ингвар Кольский, туша сигару о подлокотник кресла.
Неделю назад Базлов не удержался и опять поплакался в жилетку Ингвару Кольскому, мол, должно быть, предал его друг: 'Его, видите ли, жаба задавила, хотя я и отваливал по высшему разряду'. И рассказал всю подноготную истории и с Аниным, и с их кинематографическим проектом, и с банком, и с шантажом, об Алисе лишь умолчал, стыдно было.
- Лучше бы для меня раскошелился, - посетовал Ингвар, и глаза его алчно вспыхнули.
- За что? - с лёгким презрением удивился Базлов, всё ещё не решаясь на страшный шаг. - Ты играть не умеешь.
- Ну и что? - потянулся за бокалом Ингвар. - Зато я друзей не предаю!
Однако в глазах Базлова это был не плюс, а, скорее, минус. На таких друзьях обычно ездят напропалую. А вот на Анине почему-то не поездишь, подумал Базлов, но я его всё равно люблю.
- Но как он мог?! - затосковал Базлов, слушая вполуха Ингвара и погружаясь в своё горе, как в болото. - Как?!
- Просто, - как всегда, насмешливо объяснил Ингвар, занюхивая грязной косичкой, - взял и сделал. Жадность, она ни одного фраера сгубила!
- Я бы так не смог, - с обидой сопел Базлов.
Проститутки, махая сумочками, наконец перешли к французской борьбе. Браться Зайцевы бросились их разнимать.
- Едем! - сказал Базлов, с досады захлопывая 'зеркало-шпион'.
Неуверенность, мучившая его, как ишиас, была отброшена, словно выкуренная сигара. Теперь всё зависело от того, что принёс в клювике Пётр Ифтодий.
- Показывай! - велел Базлов, когда они, шумно дискутируя на тему предательства самого святого для мужчины - мужской дружбы, ввалились в кабинет.
Базлов протрезвел, его снова мучили сомнения. Ингвар Кольский, напротив, считал приговор окончательным и не подлежащим обжалованию. Налили, не разбавив, выпили и передёрнулись - арманьяк был дюже крепким. Пол ходил ходуном.
Пётр Ифтодий только облизнулся. Он проявил чудеса изобретательности: установил аппаратуру даже в бане, и это сработало.